При ближайшем, нос к носу, разглядывании акварелей наваждение исчезало. Глаз утыкался в затёртое до ворса бурое пятно у Хутова, или в грязное, всё в подтёках, прочерченное белым бритвенным шрамом у Гугена.
Я, в силу молодости, дерзости и отсутствия философской концепции писала акварелью по принципу «что получится». В азарте лила на бумагу цветные чернила, сыпала крупной солью, выедающей в краске амёбообразные пустоты, прочерчивала контуры предметов гудящим лезвием, промокала излишне мокрые места губкой, прописывала детали на подсохшем фоне. Как ни странно, выставляя меня каждый раз за дверь и бурно совещаясь, вольные эти фантазии члены комиссии в экспозицию принимали. Мерилом успеха стали слова, произнесённые бабушкой–билeтёршей: «Проходи, проходи, деточка. Не суй мне свои пятьдесят копеек, не возьму. Ты же участница выставки, а с них мы денег за вход не берём».
Туристка в родном городе, приехавшая инкогнито из заокеанья после двенадцатилетнего отсутствия, я поднималась по стёртым каменным ступеням Центрального Выставочного Зала. Грусть и грусть. Обшарпанные стены, отполированные сотнями рук перила, рассохшийся паркет. Словно брожу я по руинам Колизея, законсервированного в прошлом, разрушающимся от времени, и знакомые фамилии под картинами звучали для меня, как надписи на могильных плитах.
В ту далёкую пору нам, студентам, частенько приходилось хоронить преподавателей, совсем ещё не старых. Помню персональную выставку Некрасова, преподавателя акварели, каким–то чудом вырвавшегося в турпоездку в Италию. Низенький, пухленький и флегматичный человек всех поразил — его восторг перед неведомой, загадочной, которую никто и не мечтал увидеть Италией вылился в неимоверное количество акварелей и рисунков. Невозможно было поверить, что всё это он написал за три месяца после поездки. На посетителей лился каскад восхищения и неземной красоты. А через неделю маленького человека на пороге его квартиры зарезал пьяный сосед, не получивший денег на бутылку…
Преподаватель истории искусств выпал на рыбалке из лодки, простудился и скоро умер. По нему мы долго не горевали — он был занудой, и получить четвёрку у него считалось чудом.
В своей мастерской, не перенеся похмелья, скончался преподаватель чеканки Рогов — балагур, франт и красавец. Как рыдали девочки всех курсов и больше всех легендарная красавица, внучка грузинской княжны, поражавшая провинциалов Задорска вязаными до земли платьями с вышитыми во всю спину бабочками, ведущая на старших курсах декоративно–прикладное искусство Танька Ронина.