дрожи тишина. Она медленно разъедает меня изнутри, как серная кислота.
Я жадно всматриваюсь в глаза Ангела и впадаю в отчаяние, когда не вижу в них теплоты.
Они пусты. Затем мой взгляд перемещается вниз, на его ноги. Ангел это замечает и
неосознанно начинает ерзать. Это удар ниже пояса ― видеть его в инвалидном кресле, таким
одиноким и печальным.
У меня дрожат колени, и я едва держусь на ногах. Я борюсь с желанием зарыдать и
броситься к Ангелу на шею. Я вижу, как Егор вжимается в стену. Его глаза широко распахнуты.
Он ошарашен больше моего. И напуган. Он будто смотрит на какого-то монстра, а не на своего
друга.
― Привет, ― произношу я. Мой голос сильно хрипит.
Ангел слабо вздрагивает, когда я нарушаю тишину. В его глазах что-то вспыхивает, но это
не радость, это что-то совершенно мне необъяснимое, но точно плохое.
― Привет, ― говорит Ангел. Его голос такой же надломленный и неживой, как и
позавчера, когда мы с Егором пришли к нему в первый раз.
Мои губы сами собой расплываются в улыбке, и я жду, что Ангел улыбнется в ответ. Я
стою, улыбаясь, минуту, но так ничего не происходит. Его лицо сохраняет непоколебимую
отстраненность. Я слышу, как крошится моя уверенность.
Я вспоминаю про фрукты, которые мы с Егором купили Ангелу.
― Мы… мы… ― бормочу я, протягивая вперед руку, в которой держу пакет. ― Вот, в
общем. Это тебе.
Я смотрю по сторонам, думая, куда поставить пакет.
Ангел молчит, Егор тоже. Пока я вожусь с пакетом, они смотрят друг на друга, потом
Ангел перемещает взгляд на меня, и хоть я не вижу в данный момент его лицо, так как стою
боком, кладя пакет на стул, я чувствую на себе его глаза. Затем я возвращаюсь на то место, где
изначально стояла.
― Зачем вы пришли? ― спрашивает Ангел.
Какой глупый вопрос.
― К тебе, ― отвечаю я робко.
Губы Ангела искривляются в незнакомой жесткой ухмылке.
― Я не звал вас, ― холодно бросает он. ― Я не хотел, чтобы вы приходили. Вы
нежеланные гости.
Его слова для меня не хуже пощечины. Во мне вспыхивает обида, но я подавляю ее, так
как понимаю, что на самом деле Ангел так не думает, и он не хочет, чтобы мы уходили. Ему
просто больно, но, к сожалению, вместо того, чтобы поделиться этой болью с нами, он прячет
ее в себе.
― Ангел, ― шепчу я.
Он плотно сжимает губы, и его скулы напрягаются. А глаза… они становятся такими
холодными и злыми, что мне становится не по себе.
― Уходите, ― отчеканивает он. ― Я не хочу вас видеть, ясно?
― Но…
Ангел не дает мне сказать, пресекая:
― Разве вы не поняли еще, что все кончено? Дружбы больше нет. Меня больше нет. И вас