страшно, Августа. Мне просто было страшно…
Егор готов зареветь, и я не могу представить, как тяжело ему сейчас. Но нам всем нелегко.
Каждый, я думаю, имеет право на ошибку, и на прощение. Я знаю, что Егор искренне
раскаивается, и так же знаю, что Ангел простит его, хотя он давно простил. Этот идеальный
111
человек не способен долго злиться, или вообще таить в себе плохие эмоции. Его душа
продолжает оставаться чистой и самой светлой даже несмотря на то, что его предавали,
оставляли и обижали.
― Завтра мы собираемся прогуляться, ― говорю я.
Егор с трепещущим ожиданием смотрит на меня.
― Ты… можешь пойти с нами, ― добавляю я.
И его глаза загораются, как новогодние огни, даже ярче.
― Правда? ― ошеломлен он.
Я киваю.
Его губы моментально расплываются в широкой улыбке, и я ловлю себя на мысли, что
никогда за всю историю наших встреч с Егором не видела его настолько счастливым.
― Спасибо! ― благодарит он. ― Спасибо.
Я неуверенно улыбаюсь в ответ и думаю, может, все еще способно стать хорошо?
Что ж, я очень на это надеюсь.
***
На следующий день я и Егор встречаемся у клиники Доктора Груздева на 2-ой
Никитинской, и вместе идем к дому Ангела.
― Ты не говорила ему, что я тоже пойду? ― спрашивает меня Егор, когда мы обходим
многоэтажку и направляемся к подъезду.
― Нет, ― отвечаю я.
Он нервно вздыхает.
― Ангел будет рад, ― уверяю я.
― Даже не знаю, как смотреть ему в глаза после всего… ― бормочет Егор.
Я угрюмо смотрю на него, но когда встречаюсь с глазами, полными переживаний и
надежд, то остываю.
― Все будет хорошо, ― говорю я.
Егор робко улыбается мне, и мы останавливаемся у подъезда.
― Как он спускается? ― спрашивает Егор. ― Сам?
― Ему помогает папа, ― бормочу я, доставая телефон из кармана, чтобы узнать время. ―
Через минуту должен выйти, ― Ангел очень пунктуальный. Я улыбаюсь своей мысли, и точно
через шестьдесят секунд открывается железная дверь, и я вижу знакомое лицо, отчего моя
улыбка становится чуть ли не до ушей.
Боковым зрением я вижу, как напряженно замирает Егор. Он даже бледнеет немного…
нет, он сильно бледнеет, становится белее снега.
Виктор Валерьевич выкатывает инвалидное кресло, в котором сидит Ангел, вперед, и за
ними громко захлопывается тяжелая дверь, после этого Егор вздрагивает и издает резкий вдох.
Должно быть, весь мир его сейчас висит на волоске, и все зависит оттого, как воспримет Ангел
то, что он здесь. Но я знаю, что Егор будет спасен, потому что по-другому быть не может.