— Т… т… так ведь я… ну вот, осторожно.
Догадываюсь, что это брат Олега — Алешка. Он не чает, как скрыться с глаз Новикова, а тут еще подходит Олег:
— Опять дурацкие шутки? Хочешь, чтоб с трактора сняли?
— Ты… ну вот… не кричи. Сказал, не буду.
Черты лица у него тоньше, чем у брата, глаза озорные. Ростом он Олегу до плеча.
Обедаем под березами, в тени, поставив алюминиевые миски прямо на траву. Гороховый мясной суп. Пшенная каша. И то и другое вкусно. Олег рядом, жует и расспрашивает:
— А применяют у нас иглотерапию? Какие результаты?
За спиной кто-то произносит насмешливо:
— Вон и подмога идет.
Вдоль колка по тропинке спешат три бабы. Первая — сухая, жилистая, с двумя корзинами на коромысле. Идет крепким, стремительным шагом. Лицо мокрое от пота. Две другие, тоже с коромыслами, едва поспевают за ней. Все оживляются.
— Гаврюшкина не тушуется. Ишь нагрузилась.
— В колхозе-то работать, так больна.
Кто-то окликает:
— Тетка Глаша, давай к нам.
Гаврюшкина не оглядывается, только сутулится и прибавляет шаг.
— Эй, ягода сыпется! — Алешка засунул два пальца в рот и свистнул резко, пронзительно. — Словно медведь за ними гонится.
— К поезду опаздывают.
Бабы скрываются за кустами.
— Кто такие? — спрашиваю Олега.
— Наши. Та, что впереди, — Гаврюшкина… Она у них вроде бригадира. Сейчас на почтовую машину и с ягодой в Пихтовое, к поезду. Стаканчиками будут продавать. Сама не работает и других сманивает. Ей даже сын из армии писал: «Уважаемая мама, не позорьте меня». Ничего не помогает.
Оглядываюсь на Новикова. Он сидит, прислонившись к березе. Лицо его хмурое, темное, без улыбки.
После обеда стан пустеет. Повариха моет посуду. Егоров растянулся на траве, задремал, прикрыв фуражкой лицо. По нижней губе его ползает большая зеленая муха.
Новиков садится на мотоцикл, говорит Невьянову:
— Съезжу, посмотрю, как ребята начали. Ты закладывай без меня пока. Да широко не разводи.
Уезжает. Шум мотоцикла будит Егорова. Он приподнимается, смотрит вслед. Невьянов берет вилы, уходит.
Зеленый мотоцикл Новикова снует по лугу, от одной группы людей к другой. Вот остановился. Новиков слез, говорит с людьми. Поехал дальше.
Затрещали сенокосилки, двинулись, звеня пружинами, конные грабли. Новиков уже около Невьянова. Вдвоем кидают сено из подвезенных копен.
— Что ж? Домой пора? — спрашивает Егоров.
Уезжать мне не хочется.
— Василий Максимович! Может, не к спеху нам?
— А что?
Я киваю в сторону начатого стога. Егоров разглядывает меня насмешливо.
— Что ж, испытайте. В новинку размяться не вредно.
Он опять растягивается на траве. Хватаю вилы, бегу к стогу. Стог только начат. Он похож еще на огромную зеленую лепешку. Невьянов легко подхватывает на вилы большой пласт сена, ловко поворачивает его и кладет на место. Просто завидно, как это у него четко получается! Новиков со своей больной ногой не так подвижен. Навильники у него меньше, и двигается он вперевалку, с усилием.