— Плохо вы живете, нечисто, — говорю я женщине. Она вскидывает на меня злые, отчужденные глаза.
— Прислуги нет у нас. Как умеем, так и живем.
Возвращается Маломальский и уже с порога начинает говорить:
— Мы не одни проживаем. Вот обратите внимание — еще дверь в боковушечку. Здесь обитает жиличка наша, Алевтина Захаровна, по фамилии Букина. Вы, Виктор Петрович, обязательно возьмите себе на заметочку. Образ ее жизни недостоин молодости. Не варит себе, еж-те двадцать. Живет одним хлебом и консервами. Мы ей редиса иногда, чтоб хоть витамины, а то того и гляди цингой заболеет, как в кругосветном путешествии.
За дверью маленькая комнатка, плохо освещенная окном с двойными рамами. На кровати розовое измятое платье. На столе книга Обручева «По центральной Азии» с синим карандашом, заложенным между страниц, и огрызок огурца. На подоконнике — деревянная солонка и нож с прилипшими хлебными крошками.
Вспоминаю близорукую девушку с косичками, которую мельком видел в клубе.
— Почему же тепловые рамы не выставите? — интересуюсь я.
— А так и живет, как в берлоге. Придет из клуба — завалится читать и так до рассвета, а потом спит до полдня.
— Одинокая?
— Девица.
— Так давайте выставим рамы.
Маломальский мнется.
— Можно бы и потом…
— Да нет, давайте сейчас.
Он несет клещи, мы отгибаем гвозди, вынимаем раму. Вынося ее из комнаты, Маломальский мечтательно спрашивает:
— Однако любопытно, еж-те двадцать, заметит она или нет? Что мы раму — того? Живет она как во сне…
На прощанье он горячо трясет мне руку, пытается напоить меня молоком из грязного стакана, провожает до ворот, улыбается, заглядывает любовно в глаза и, выйдя за ворота, даже машет мне рукой вслед.
… Навстречу мне идет старик. Он в черном пальто и фетровой шляпе. Сухое, длинное лицо. Над узкими маленькими глазами — белые полоски бровей. Морщинистый, тщательно выбритый подбородок. Еще секунда, и глаза его встречаются с моими, изумленно раскрываются. Странная встреча — это мой вагонный попутчик.
— Мое почтение, — произносит он и останавливается. Серые губы его то ли улыбаются, то ли кривятся.
— Значит, в нашу деревеньку?
— Как видите…
— Чего только в жизни не приключается.
— А все-таки интересно, — напоминаю я ему. — Доказывали, что в деревне должны жить те, которые поплоше, а сами здесь…
Он прикрывает веки, вздыхает притворно.
— А мы и есть из этих самых. Далеко не прыгаем…
Он дотрагивается двумя пальцами до полей шляпы:
— Коли судьба свела, считаю необходимым представиться. Валетов Модест Валентинович. Фамилия скромная, ничем не примечательная. Позволю себе заметить, не так давно в «Известиях» сообщали о некоем Валетове. Он магазин очистил и мануфактуру в молочных бидонах скрывал, так прошу принять к сведению — это не я.