Евдокия Емельяновна первое время после войны часто приходила к моей маме, они ни о чем не говорили, только плакали. Увидят друг друга и заливаются слезами. Их сыновья были друзьями.
Мы со Славиком старались делать так, чтобы наши мамы не встречались. Слишком свежи были раны, кровоточили.
Так постепенно наши семьи разошлись. Потом Слава уехал жить в другой город. Мы переехали на квартиру в другом районе.
— Танечка, а я все болею. — Евдокия Емельяновна показывает на свои ноги в валенках. — Даже летом не снимаю. Старость. Дожила… — Она всхлипывает. Немного погодя спрашивает: — Мама не болеет? Дети большие уже?
— Болеет. Нигде не бывает. А дети большие, — отвечаю я, хотя чувствую: думает она о другом. Мне хочется сказать, что сыновья мои уже старше нас — тех подростков, какими мы были во время войны. Но я не говорю этого. И мне кажется, что и она думает сейчас о том же.
Сам Полозов постарел. Я всегда знала и помнила его уверенным в себе, убежденным в своей правоте и во всем, что он делает. Теперь вижу — и он стал другим.
— Попадись мне Элик после войны, я бы его своими руками убил.
Это сказал Мстислав Афанасьевич, отец Славки, Толи и Лени. Сказал о бывшем приятеле своих сыновей. Слова его меня поразили.
— За что? — спрашиваю я.
— Он предатель. Он привел к нам немцев, чтобы нас арестовали. Полицаев привел.
Не могу поверить, что Элик предатель. Я знала его. Он с моим братом дружил. Я слышала их разговоры.
— Нет, — говорю я, — он не мог быть предателем.
Мстислав Афанасьевич смотрит на меня удивленно и хмурится.
Как и договорились, назавтра мы с Вячеславом поехали в деревню Веркалы. Я везла огромный букет красных тюльпанов. Вячеслав сидел за рулем. То, что я вчера услышала об Элике, взволновало меня. Не давало покоя.
— Ты тоже думаешь, что Элик предатель? — спросила я Славу.
— А ты сомневаешься? — ответил он.
Гляжу на дорогу, по которой мы мчимся в «Жигулях», на серый асфальт, на деревья по обочинам шоссе, одетые в светло-зеленые листочки, и молчу.
— Я тебе расскажу. Я все тебе расскажу!
Голос у Славы зазвенел. Машина рванулась и помчала еще быстрее, придорожные кусты мелькали с обеих сторон. Я коснулась его руки:
— Не гони, прошу тебя.
Машина пошла тише.
Я уже злилась на себя, что затеяла этот разговор. Кому нужны такие воспоминания? От них не по себе делается. Вячеслав молчал, крепко сжимая руль, наконец, как бы отвечая на мои мысли, он произнес:
— Мы не имеем права забывать ни хорошее, ни плохое. Мы — это те, кто выжил, я, ты…
Догнали колонну грузовиков, пошли на обгон. Когда машина снова встала в свой ряд, нас обогнала «Волга», в ней ехали Мстислав Афанасьевич, Евдокия Емельяновна и Оля, их младшая дочка. Оля высунулась, помахала нам рукой.