Домой возвращаться не хочется. Опять мешки. Пальцы болят от шитья, не могу держать иголку. Поджидаю Витю. Он тоже у Полозовых. Я играю с их маленькой сестренкой Олечкой, показываю ей рисунки в книжке. Слышно, как в соседней комнате ребята о чем-то говорят. Прислушиваюсь.
— Ну хотя бы самый маленький, только на батарейках… — Это голос Вити.
— У Курта не только приемник — каждая деталька, каждая лампочка на счету. Нельзя, — говорит Толик.
— Он же доверяет тебе.
— Доверяет, но и проверяет. Ключи дает, а сам каждый день все пересчитывает, я сам видел.
Витя вздыхает:
— Близок локоток, да не укусишь. Вот обидно!
— Может, поговорить с Женькой Шабловским? — спрашивает Славка. — Он на товарной работает.
— Ну и что из этого? — говорит Витя.
— Он стрелочник…
— Ну и что?
— А стрелочник ходит у вагонов и между вагонами…
— А в вагонах возят все… и даже приемники, — подхватывает Витя. — Ты это здорово, малый, придумал.
Я слушаю их разговор, и мне хочется туда, к ним. Мне чудится, что вот сейчас они выйдут из комнаты и скажут: «Таня! Пойдем с нами. Ты нужна нам, Таня!» И мы идем, нам не страшно, потому что мы друзья и у нас очень важные дела. Может быть, самые важные на свете. «Стой тут, — говорит мне Толя и дает пистолет. — Будешь нас охранять». Они идут дальше, а я стою, жду. И вдруг вижу, как фашисты идут вслед за моими друзьями. Я смело стреляю из пистолета — один раз, второй, третий. И три фашиста падают мертвыми. Я слышу топот. Это бегут мои друзья. «Кто стрелял? Молодец, — хвалит меня Толя. — От имени командования поздравляю тебя с боевым крещением. Ты верный друг». Мне очень хочется, чтобы все это произошло на самом деле…
Дверь распахивается, на пороге стоит Витя.
— Ты еще здесь? Пошли домой.
— Витя, — прошу я его по дороге, — возьмите меня с собой.
— Куда?
— Ну… — Мне боязно говорить, но сказать надо. — Ну… когда пойдете за приемником.
Витя хмурится, недоволен, что я подслушала разговор, ведь подслушивать нехорошо. Но я ведь нечаянно все слышала, дверь сама приоткрылась, когда я играла с Олей.
— Не могу. Я не один. Когда один пойду, возьму.
Некоторое время идем молча. Потом Витя говорит;
— Маме ни слова. Это твое главное задание.
Я рада: Витя не сердится на меня.
— А ты мне хоть расскажешь, как там у вас будет?
— Когда все сделаем, расскажу.
Под утро ударил легкий морозец. Снизу разрисовал стекла причудливым узором. Подняться выше сил не хватило. Однако земля замерзла, и тонким, прозрачным, хрупким льдом затянуло небольшие лужицы. Я ступала по этим лужицам, и лед с сухим треском ломался под ногами.