— Ложитесь на живот, буду делать массаж.
Элик и Толя ложатся. Витя по очереди делает им массаж, коленкой нажимает на поясницу, внутри что-то хрустит, и боль как будто проходит. Затем ребята проделывают с Витей то же самое, и после этого они кое-как добираются домой.
Руководит подростками уже немолодой немец Курт, он понимает по-русски. Однажды Курт сказал;
— У Гитлера нет детей, поэтому и воюем.
— А у вас дети есть?
— Есть.
Толик серьезный, уравновешенный, не то что его младший брат Славка. Курт доверяет Толе даже ключи от склада, где хранятся приемники. Однажды он завел Толю на склад, закрыл двери, включил приемник, и они вдвоем слушали Москву. Витя в тот день пришел радостный и сказал нам:
— Москва обороняется. Наши собираются с силами, чтобы дать отпор немецко-фашистским захватчикам…
И погода стала как-то веселее: вокруг все побелело, выпал снег.
— Выйди на минуточку… — К нам заглянула Зинка.
Я выскочила на лестницу.
— У тебя есть красивый узор для вышивки? Ты вышиваешь? — спрашивает Зинка.
— Нет.
— Почему?
Пожимаю плечами. Мне и в голову не приходило сейчас заниматься вышиванием.
— Ниток нет. Да и вообще…
— Жалко. А я думала, что ты вышиваешь… Хочешь посмотреть мою работу?
Она взяла меня за руку, и мы пошли к ней.
Я ни разу не была у Зинки дома, хотя учились мы в одном классе. У них не любили, когда кто-нибудь заходил. В комнате два окна, железная кровать, застланная солдатским одеялом. Рядом тумбочка. Посредине стол, накрытый клеенкой. Окна без занавесок. У порога лежит мокрая тряпка.
— Вытри ноги, а то мама рассердится, если наследим.
Я вытираю ноги, а Зинка наклонилась и достала из тумбочки вышивание — две салфетки с ромашкой в уголке.
— Я только начала вышивать. У меня нет рисунков для вышивки. Одна девочка из нашего класса дала мне этот узор. Красиво, правда?
— Красиво, — согласилась я.
— А почему ты в школу не ходишь? Знаешь, как у нас интересно! Мы изучаем родной язык. Наш язык самый звучный и самый красивый.
— Зина, ты очень хорошо вышиваешь, но мне нужно идти помогать маме.
— Мешки шить? За них мало платят. Моя мама устроилась в немецкую столовую. Пусть и твоя мама устроится туда.
Я ничего не ответила Зинке, попрощалась и пошла домой.
Теперь отец ходит на костылях, одна нога у него совсем отнялась.
Брат выменял костыли у рабочего госпиталя за две пачки сигарет. В последнее время отец облюбовал бабушкин закуток за шкафом.
— Надоедает валяться на одном месте, — объяснил он.
Бабушка лежит теперь на папиной кровати.
Мне часто приходится бывать у Полозовых. Отец дает мне разные поручения. То просит позвать Мстислава Афанасьевича, то передать ему нечто несуразное, вроде этого: «Каша жидкая, круп не хватает». Я ничего не понимаю.