Отец поманил меня пальцем. Чтобы мама ничего не слышала — она сидела за швейной машинкой, — он шепотом попросил:
— Сходи, доченька, купи газету, только свежую, вот деньги возьми. — И сунул мне в руку легкую белую монетку.
Когда мама увидела в руках у отца газету, она не выдержала:
— Десять пфеннигов на ветер выбросили!
— В Минск прибыл Розенберг, германский рейхсминистр. Я же должен знать, что ему здесь надо?
— Так тебе и напишут.
— Напишут. Можно читать между строк. — И отец начал читать: — «Город в праздничном наряде». — Отец усмехнулся: — Хорош «праздничный наряд»! Кирпич да камни от города оставили, нарядили, ничего не скажешь. Пять домов сохранились — и те фрицы заняли. Нет, ошибся, один — битком набит белорусами, тюрьма. Это ж надо, чтоб тюрьма осталась.
— Ну, разошелся, — сказала мама, — не читай дальше.
— Как это не читай? А за что мы десять пфеннигов отдали?
В это время постучали в дверь: тук-тук, пауза и снова тук-тук. Я вскочила из-за стола и побежала открывать. Витя всегда так стучал, подавал знак: свой идет.
С Витей пришел Толя Полозов. Вид у обоих очень торжественный, не такой, как обычно. Я сразу это заметила. Казалось, они сообщат нам сейчас такое, от чего все мы ахнем. Но они почему-то молчали. Толя поздоровался. А Витя сказал мне:
— Закрой дверь на замок.
Мог бы и не говорить. Как будто я сама не знаю, что дверь все время надо держать на замке.
Хлопцы сели за стол, отец сказал, обращаясь к ним:
— Вот свежая газета. Тут сообщается о прибытии в Минск одного из фашистских заправил, рейхсминистра Розенберга. Рейхсминистр рассуждает здесь о том, что на протяжении пяти веков его народ жил в стесненных обстоятельствах, как в этой тесноте развивался мещанский дух и непонимание великих исторических идей. Этому-де теперь должен быть положен конец. Тесно вам, — пробормотал отец, — нужно занять дом соседа. Так получается? А соседа куда? Ага, вот слова из речи министра: «Понятие «Россия» больше не будет существовать в его старой форме… Мы сделаем этот край процветающим! Сделаем из него то, чего ждет от нас Адольф Гитлер!» Ну, вот, а вы говорили, ничего не напишут. Фрицам тесно, а Россия большая…
— Ну о чем ты говоришь? — возмутилась мама. — Ребенок же слушает. Опять спать не будет от страха.
— Ничего, ночь не поспит, глупее не станет.
Пока отец читал, Толя слушал его внимательно. Витя же раза два поднимал глаза на Толю и поторапливал его тихо:
— Давай!
Толя загадочно улыбнулся. Когда отец закончил комментировать речь германского рейхсминистра, он снял шапку, вынул оттуда бумагу, развернул ее и разгладил рукой. Вначале я подумала, что это листовка, но бумага была в два раза больше листа из школьной тетради. Тихо, с непривычной торжественностью Толя стал читать: