Витя открыл окно.
— Чтобы стекла не вылетели, — объяснил он маме.
По небу сновали лучи прожекторов. И когда один высвечивал самолет своим белым длинным лучом, тут же подключались другие прожекторы. Самолетик, светлый маленький крестик в небе, был мишенью, куда неслись снаряды. Самолет падал вниз. У меня обрывалось сердце, я думала: все, погиб. Но белые ленты прожекторов начинали снова метаться по небу в поисках самолета. Снова земля вздрагивала от взрывов. Витя смеялся:
— Не поймаете. Все равно уйдет! Сделает, что нужно, и уйдет.
Мне казалось, сотрясается весь город. А Витя радостно шептал:
— Вокзал бомбят. Там столько эшелонов скопилось! А вот уже бомбят электростанцию. Правильно, молодцы! Теперь поворачивайте на завод, туда паровозы пригнали на ремонт. Ну, Славка, блесни фонариком. Ну, еще, еще…
Я вспомнила, как бомбили поселок в самом начале войны. Тогда мне было страшно. Теперь я слышала, как воют бомбы, падая вниз, и радовалась. Вдруг в черном небе полыхнул столб огня.
— Попали! — даже подскочил Витька. — Прямо в завод! Так вам и надо! Это вам за Женю.
— Почему за Женю? — спросила я.
Витя не ответил. Гул нарастал, приближался. Хотелось бежать куда глаза глядят. Лечь на землю, втиснуться в нее.
Низко-низко над крышами домов пролетел самолет. Взрыва не было. Только издалека доносился его рокот. Значит, проскочил. Значит, уцелел. Зенитки стреляли реже. Не гудели самолеты в небе. Внезапно наступила мертвая тишина. Стало как-то не по себе, жутко. Витя долго смотрел в ту сторону, куда полетел наш самолет.
— А что с Женей Шабловским? — спросила я шепотом.
Витя ответил не сразу. Наверное, думал, сказать мне или не говорить. Потом сказал:
— Арестовали. И тут же увезли в Германию. Мы не успели ничего для него сделать. Только… отомстили сегодня.
— Как вы отомстили? — не поняла я.
Витя ничего не ответил. Потом вздохнул и, укладываясь в кровать, тихо сказал:
— Нужно мстить еще, еще сильней.
Я сажусь на краешек его кровати.
— Витя, — говорю я, соображая, что бы такое придумать, — давай взорвем полицию и Антона Соловьева вместе со всеми.
Витя положил руку на мое плечо:
— Не беспокойся, что-нибудь придумаем.
— Знаю я вас. Все без меня придумаете и сделаете.
— Спи.
Но мне не спалось. Я представляла себе, как бросаю гранаты в полицию, как Антон падает передо мной на колени и просит пощады. А я беспощадно строчу из автомата.
Всю ночь из окна мы видели пламя. Горел завод вместе с паровозами, стоявшими на ремонте.
Утром на заборы наклеили приказ полиции более тщательно затемнять окна.
К нам зашел Антон Соловьев. Мне показалось вначале: хотел похвастаться своей новой полицейской формой. Он ходил по квартире, как черно-серое привидение: серые брюки, на черной куртке большие серые обшлага, ворот и карманы тоже серые. Спереди пряжка, на поясе граната. Он высматривал что-то, даже заглянул за шкаф, где стояла бабушкина кровать.