Он возвращался домой не по улице, а дворами. Я увидела его, только когда он уже подошел ко мне.
— Ты чего здесь торчишь? Случилось что-нибудь? — В голосе брата тревога.
— Да нет. Тебя жду.
— Делать больше нечего?
— Ну как, уладили? — Мне не терпелось поскорее узнать, будет ли оружие у Элика и скоро ли он встретится с отцом.
— А ты откуда знаешь, куда мы ходили? — И тут же добавляет: — Я ходил за обувью для тебя. — Витя подает мне настоящие босоножки на деревянной подошве с кожаными переплетами. И даже маленькие каблучки есть.
— Ой! Где ты взял такую прелесть?
Витя улыбается, довольный.
Дома я хвалюсь босоножками. А Витя достает из кармана пузырек:
— Это спирт. Для Нели.
Утром я бегу в больницу. В белую чистую тряпицу я завернула пузырек и положила в карман.
Город расчищают. Улицы стали шире, есть даже тротуары.
Я увидела фашиста-офицера, сошла с тротуара, дала ему дорогу. Вполне хватило бы места и двоим пройти. Но таков приказ Кубэ. Он боится, что прохожий подойдет поближе и стрельнет в упор из пистолета, а потом — в развалины. И поминай как звали. А то и фашиста туда затащит, если вокруг никого нет.
Случалось и такое. И не раз. Вот поэтому Кубэ выдумал этот приказ. Как будто для офицеров так безопасней. Из развалин тоже ведь можно стрелять.
Я подошла к госпиталю. Теперь мне не нужно было расспрашивать, где лежит Неля. Я поднялась на второй этаж, вошла в палату и сразу увидела полог над кроватью, где лежала Неля. Невысокий полог из прутьев. Поверх простыни на полог было наброшено одеяло. И все равно это не согревало ее. Неля дрожала от холода.
Я вынула из кармана пузырек:
— Это спирт. Витя откуда-то принес.
— Дай мне, может, согреюсь, — попросила Неля.
— Он же обожжет, — испугалась я. — Может, разбавить?
— Мне все равно. Только быстрее. Вода в бутылке, на тумбочке.
Я налила в стакан воды и спирту. Вода помутнела, и мне показалось, стакан нагрелся. Одной рукой я приподняла Нелину голову, другой поднесла ко рту стакан. Неля выпила, закашлялась. Лицо покраснело то ли от кашля, то ли от спирта.
— Возьми табуретку, сядь, — сказала Нелина соседка по койке. — Вон у той девочки.
— Так она же сама сидит.
— Сядет на койку.
На всю палату одна табуретка. Я поставила ее у Нелиной койки и села.
— Принесла зеркальце? — спросила Неля.
— Оно разбилось.
Неля кивнула головой. И я не поняла, то ли она поверила мне, то ли догадалась, что не хочу ее расстраивать.
«Почему ей сделали такой полог?» — подумала я.
— Тот бинт вместе с кожей сняли. Такая боль! Помажь спиртом. Говорят, скорее подсыхать начнет.
Я откинула край одеяла. Резкий запах мази ударил мне в лицо. Вот для чего такой полог! К лицу Нели я уже привыкла. Теперь меня поразили ее ноги, потемневшие то ли от мази, то ли от ожога.