...После отъезда управляющего Мансур долго сидел в оцепенении в прорабской один, не выпуская злополучной папки из рук, потом, увидев в окно, что неподалеку жгут строительный мусор, вышел и направился к костру. На секунду, раздумывая, задержался у огня, но потом, словно боясь, что передумает, решительно снял держатель скоросшивателя и швырнул десятки объяснений, протоколов допросов в самую середину огня -- пламя вмиг слизало разлетевшиеся бумаги: черные и белые слова горели одинаково. "Свободен! Свободен!"-- кричать хотелось ему, но не было ни радости, ни сил...
После митинга, на который собрался весь Аксай, где вручали ордена и медали отличившимся и говорили много теплых слов о строителях, гости отправились на банкет, организованный по такому случаю в Нагорном -- в Аксае просто не было где его провести. Пригласили на банкет и всех награжденных. Возбужденные, счастливые, они вряд ли думали тогда о скорой разлуке со своим молодым прорабом, как и Атаулин не предполагал, что не увидит их лет двадцать...
В разгар банкета, на котором энергичный Шаяхмет Курбанович был тамадой, он нашел время перекинуться несколькими фразами с Атаулиным.
-- Доволен?-- спросил управляющий.
-- Спасибо,-- ответил Мансур.
-- Это я должен сказать тебе спасибо... Потому что помог по-новому взглянуть на мое привычное дело, доказал, какие возможности открываются, если работать от души, со знанием дела. И в твоем самоуправстве, я имею в виду поощрение рабочих стройматериалами, есть, видимо, свой резон. Наверное, большие стройки и в самом деле должны предоставлять селу такую возможность. Поощрять, пусть даже по оптовой цене, стройматериалами лучших рабочих -- это же огромная подмога делу, я уже не говорю о социальной стороне такого подхода. Но об этом мы еще потолкуем с тобой... А сейчас я хотел сказать вот о чем... Отдохнешь дней десять, не больше, а потом прилетай в Алма-Ату, оттуда вместе двинем в Тургайскую степь, там есть элеваторы-долгострои, примешь строительство, надеюсь, добьешь...
Подали бешбармак -- главное блюдо казахского застолья, и внимание всех переключилось на голову варана -- символ уважения к гостям, ее и подавали-то отдельно, на самом красивом блюде. И когда Шаяхмет Курбанович, знавший все тонкости этого ритуала, стал обделять каждого кусками мяса, сопровождая каждое подношение веселыми комментариями, Атаулин потихоньку, незамеченным, вышел из-за шумного стола...
Все произошло так неожиданно, и вдруг радость уступила место такой тяжелой усталости, что единственным желанием сейчас было забраться на сеновал и проспать беспробудно часов двадцать подряд, не меньше.