— А что бы ты выбрал?
Я долго обдумывал.
— Я бы сыграл что-нибудь из Брайтфилдовского цикла. «Кование пути» — в этом роде.
Отец скорчил гримасу:
— Не очень хорошая пьеса.
Я пожал плечами:
— Они не поймут разницы. Кроме того, она под завязку набита Тейлу, так что никто не сможет пожаловаться, будто пьеса непристойна. — Я посмотрел на небо. — Надеюсь только, дождь не застанет нас на середине представления.
Отец поднял взгляд к облакам.
— Застанет. Ну, есть вещи и похуже, чем выступать под дождем.
— Например, играть под дождем и получить за это мелкую монетку? — спросил я.
К нам спешил мэр — семенил со всей возможной быстротой. Он даже слегка задыхался, словно бежал изо всех сил. Его лоб поблескивал от пота.
— Я поговорил с несколькими членами совета, и мы решили, что вам вполне можно разрешить использовать общий зал трактира, если вы захотите.
Отец безукоризненно владел языком жестов. Было абсолютно ясно, что он обижен, но слишком вежлив, чтобы высказать это.
— Я совсем не хочу выгонять вас…
— Нет-нет. Никакого беспокойства. Фактически я настаиваю.
— Ну, если вы настаиваете…
Мэр улыбнулся и засеменил прочь.
— Что ж, уже лучше, — вздохнул мой отец. — Пока нет нужды затягивать пояса.
— Полпенни с головы — какой пустяк! Кто безголовый — проходи за так. Спасибо, сэр.
Трип стоял в дверях, проверяя, чтобы каждый входящий заплатил за представление.
— Полпенни с головы. Хотя по розам на щечках вашей леди я бы сказал, что вас тут все полторы головы. Ну да то дело не мое.
У Трипа был самый острый в труппе язык, и для такой работы он подходил как нельзя лучше: при нем никто не пытался пробраться внутрь болтовней или силой. Одетый в серо-зеленый шутовской костюм, Трип мог заболтать любого и в случае чего легко выкручивался.
— Мамулька, привет, за мальца платы нет, а коль будет пищать, надо титьку давать или уж выноси подышать, — продолжал скороговоркой Трип. — Все верно, полпенни. О да, сэр, пустая голова все равно платит по полной.
Хотя всегда было весело смотреть, как Трип работает, сегодня меня больше интересовал фургон, вкатившийся в городок с другого конца около четверти часа назад. Мэр немного поругался со стариком, управлявшим ослами, и унесся в гневе. Теперь он возвращался к фургону в сопровождении высокого парня с длинной дубиной — констебля, насколько я мог судить.
Мое любопытство родилось вперед меня, так что я стал пробираться к фургону, изо всех сил стараясь оставаться незамеченным. Когда я подобрался достаточно близко, чтобы расслышать разговор, мэр и старикан снова спорили. Констебль стоял рядом, сердитый и отчего-то встревоженный.