— Руки у него от отца: изящные и нежные. Лучше не придумаешь для соблазнения дворянских дочек. — Отец запротестовал, но она не обратила внимания. — С его глазами и руками ни одна женщина в мире не будет чувствовать себя в безопасности, когда он начнет охотиться за дамами.
— Ухаживать, дорогая, — мягко поправил ее отец.
— Суть одна, — пожала она плечами. — Все лишь охота, и когда закончена она, достойна скорби дева та, что бегством спасена. — Она снова привалилась к моему отцу, не выпуская его руки, и чуть наклонила голову — он понял намек, наклонился и поцеловал ее в уголок рта.
— Аминь, — сказал Бен, салютуя кружкой.
Отец обнял мать второй рукой и прижал ее.
— Все еще не понимаю, к чему ты клонишь, Бен.
— Он все делает так: быстро, как хлыст, и почти не делая ошибок. Могу поспорить, он знает все песни, которые вы ему когда-либо пели. Он больше меня знает о том, что есть в моем фургоне.
Бен взял кувшин и вытащил пробку.
— И это не просто запоминание. Он понимает. Половину того, что я собирался ему показать, он угадал сам.
Бен наполнил кружку моей матери.
— Ему одиннадцать. Вы когда-нибудь встречали мальчика его возраста, который бы говорил так, как он? В основном это, конечно, из-за жизни в такой просвещенной атмосфере. — Бен обвел рукой фургоны. — Но большинство одиннадцатилетних мальчишек способны думать только о пускании блинчиков по воде да о том, как раскрутить кота за хвост.
Мать рассмеялась, словно колокольчики зазвенели, но лицо Абенти осталось серьезным.
— Это чистая правда, леди. У меня были ученики постарше, которые могли только мечтать сделать хотя бы половину того, что может он. — Бен усмехнулся. — Если бы у меня были его руки и хоть четверть его смекалки, я бы круглый год ел с серебряной тарелки.
Наступило молчание, потом мягко заговорила моя мать:
— Я помню, когда Квоут был совсем малышом, еле ковылял, он всегда и за всем наблюдал. Такими ясными чистыми глазами, словно хотел вобрать в себя весь мир. — Голос матери чуть дрогнул.
Отец обнял ее, и она спрятала лицо у него на груди.
Теперь тишина длилась дольше. Я уже собирался уползать прочь, кода отец нарушил ее.
— Так что, ты считаешь, нам надо делать? — В его голосе мешались легкое беспокойство и отцовская гордость.
Бен мягко улыбнулся:
— Ничего особенного — только подумать, что вы сможете предложить ему, когда придет время. Он оставит свой след в мире как один из лучших.
— Лучших в чем? — проворчал отец.
— В том, что выберет. Я не сомневаюсь, что если он останется здесь, то станет новым Иллиеном.
Отец улыбнулся. Иллиен — герой бродячих артистов. Единственный по-настоящему известный эдема руэ во всей истории. Все наши старейшие, лучшие песни — его песни.