Но пока никто не сообщил ей, что она уезжает. Ей говорил об этом только ее внутренний голос, и оставалось уповать, что желаемое окажется действительным.
Она решила собрать все необходимое для бегства. Если ей понадобятся «человеческие» туфли, значит, понадобятся и другие «человеческие» пожитки. С верхней полки Джед стащила сумку через плечо, в которую кинула губку, мыло, зубную щетку и немного белья про запас. Открыла ящик стола и – к радости – обнаружила свой паспорт: Коркоран, видимо, отдал его Роуперу. Когда дело дошло до украшений, Джед твердо решила проявить благородство. Роупер любил делать ей дорогие подарки. Ибо они тешили его тщеславие собственника, напоминая, где и как он обладал ею: бриллиантовое ожерелье – после первой ночи в Париже, изумрудный браслет – на ее день рождения в Монако, рубиновый – на Рождество в Вене. «Забудь о них, – сказала она себе и содрогнулась, – оставь прошлое в ящиках стола». Потом мелькнула мысль: «К черту, это всего лишь ценности». И она прихватила несколько вещиц, чтобы было на что жить вдвоем. Но тут же выудила их из сумки и бросила на туалетный столик Роупера. «Никогда больше не буду твоей куклой, Роупер».
Однако, ни секунды не колеблясь, она взяла пару Роуперовых рубах и шелковые трусы, на случай если у Джонатана не окажется сменных. И обожаемые Роупером сандалии на веревочках, которые ей показались подходящими по размеру.
На этом смелость иссякла. Джед снова хлопнулась на постель. «Это хитрость. Я никуда не еду. Они его убили».
Джонатан всегда догадывался, что, когда придет конец – что бы они там ни придумали, – они придут к нему вдвоем. И не без основания полагал, что этими двумя будут Фриски и Тэбби, потому что у палачей все расписано по протоколу: это моя работа, это – твоя, а самая главная – у самых главных. Гус всегда был только на подхвате. Вдвоем они таскали его в уборную и вдвоем же обмывали, делая это из брезгливости, а не ради его комфорта; они не забыли того эпизода в Колоне, когда он грозил наложить себе в штаны, и, злясь на него, обзывали грязной скотиной – ведь надо же додуматься до такого похабства.
И когда Фриски и Тэбби вломились в дверь и включили голубоватый верхний свет и Фриски-левша подскочил к нему справа, оставив на всякий случай левую руку свободной, а Тэбби присел слева у изголовья Джонатана, возясь, как обычно, с ключами, которые он никогда не готовил заранее, все было именно так, как профессиональный наблюдатель и представлял, за исключением одного: он не ожидал, что его мучители даже не постараются скрыть истинной цели визита.