- Поздно будет. Вон уж месяц скоро закатится,- возразила Христя.
- И пусть себе. Что мы, без него не найдем дороги? Коли боишься, проводим,- говорят хлопцы.
Христя заупрямилась - назад отступает.
- Христя не идет, так и мы не хотим! - упираются девушки.
Два хлопца подбежали к Христе, взяли ее за руки и потащили за толпой.
Месяц совсем спустился по небосклону, точно полкаравая, лежал над краем земли; из ясного и блестящего он стал мутно-красным; на небе только звезды мерцали да белый снег светился на земле. Не только люди, и собаки уже затихли; только на тех улицах, где проходили славильщики, еще слышался заливистый лай.
Пока дошли до Вовчихи, месяц совсем закатился, хата Вовчихи стояла темная и хмурая.
- Ведь вот говорила я, не надо идти, - мать уже спит, - сказала Христя.
- Разве нельзя разбудить ее? - возразил Тимофей и направился во двор.
- Тимофей! Тимофей! - кричали девушки.- Не буди! Вернись!
Тимофей остановился. Хлопцы настаивали на том, чтобы разбудить мать, девушки говорили, что не нужно.
- Пусть старушка хоть в праздник выспится. Мы и так не даем ей спать,доказывали девушки.
Хлопцы согласились, но все еще медлили.
- Будет! Пора по домам,- сказала Ивга.- Ты идешь, Тимофей?
Тимофей молчал.
- Разве Тимофею с тобой по пути? - спросила Приська, дальняя родственница Тимофея.
- А тебе какое дело? - окрысилась Ивга.
- Я Христю провожу,- сказал Тимофей.
- Я с тобой не хочу. Ступай с Ивгой,- возразила Христя.
- Тимофей с Ивгой! - крикнули девушки.
- Ладно! - согласились хлопцы.- Тимофей проводит Ивгу, Грицько Марусю, Онисько - Горпину, Федор - Христю,- стали они распределять между собой девушек.
- Становись, братцы!
Подойдя к своим девушкам, хлопцы повернули с ними назад. Одним надо было идти налево, другим - направо, третьим - прямо. Горпине и Христе до церкви вместе, а там Христе до дому еще оставалось пройти большую площадь. Толпа разбилась, разделилась, и, прощаясь на ходу, хлопцы и девушки кучками разошлись в разные стороны.
Горпина и Христя - бок о бок; рядом с ними по обе стороны хлопцы. Маленький Онисько в длинном кожухе, который едва не волочится по земле, смешит девушек: то шуточку отпустит, то коленце выкинет. Смех и веселая болтовня не затихают. Зато Федор, понурившись, бредет рядом с Христей, немой, молчаливый. Ему как будто и хорошо идти рядом с нею, но как будто и боязно; и самому хочется сказать что-нибудь, посмешить девушек, но пока он надумает, Онисько, глядишь, уже и рассмешил. До слез обидно Федору, что так он несмел и неловок. Недаром отец говорит - дурак. "Дурак и есть",- думает, молча шагая, хлопец.