Вспоминая, какие девочки танцевали там вокруг шеста в открытом в бывшем читальном зале стриптиз–клубе «Европа и бык», Плешка вздохнул. Постарался встать так, чтобы зэки не заметили эрекцию. Неудобно все же… И пусть шеста в библиотеке не было, а была вместо него совковая еще колонна с лепниной, а девчонки мерзли, потому что в библиотеке давно уже не топили, а книги все давно уже сожгли… Плешка все равно вспоминал тот вечер с теплотой и доброй улыбкой. Да, хорошо было в Кишиневе в те времена, когда оставались запасы от Советов… А о чем сейчас власть думает — задаваясь этим вопросом, Плешка лишь пожимал плечами. Хотя старался хранить свои дерзкие мысли там, где и положено — под фуражкой с высокой тульей. А вовсе не в заднице, где Плешка мрачно советовал хранить свои мысли и просьбы заключенным, когда те осмеливаются делать замечания насчет питания, 17-часового рабочего дня и паразитов. На все у Плешки есть готовый ответ.
Паразиты это люди, которые бросили вызов государственности своей солнечной республики, ели хлеб этой земли и пили ее вино, не храня в сердце никакой благодарности за это, — начинал он с конца.
Молдаване народ трудолюбивый, так что 17 часов это просто подарок администрации, — отметал он вторую жалобу.
Наконец, много жрут только скоты, а люди культурно и немного кушают, — разбирался заместитель коменданта.
К тому же, с мрачным юмором подумал Плешка, если голову, в которой хранятся мысли, засунуть туда, где он советует хранить их заключенным, никакого диссонанса не возникнет.
Диссонанс, — прошептал с уважением к себе Плешка, — диссонанс…
Правда, в таком случае возникало небольшое осложнение. Вместе с головой в задницу попадал и герб страны, что уже подпадало под оскорбление государства, наказывавшееся в Молдавии пожизненным заключением в Касауцах… Тьфу черт! До чего только с утра после веселой вечеринки в женской части лагеря не додумаешься!
Плешка постоял еще немного, пытаясь вспомнить хотя бы основы теоремы Пифагора, которая не давалась заместителю коменданта еще со школы, и эрекция потихонечку спала. Зеки терпеливо ждали. Плешка любил подумать, и развод мог длиться четыре часа кряду. Упавших в обморок лишали ужина, так что впечатлительных в отрядах не было.
Сжав с легкого похмелья зубы, Плешка велел продолжить остановившуюся перекличку. Следующим был упрямый мятежник–доходяга, который, судя по его виду, через день–два должен был сдохнуть. Тускло глядя на шероховатый известняк, усеянный останками ракушек, покрывавших миллионы лет назад молдавское море, доходяга сказал: