Который он сам же пошатнул своими похождениями с девочками легкого поведения.
Я выглядываю в зал. Берлускони как раз стоит неподалеку от трибуны. Готовится читать приветственную речь. Остальные делегаты рассаживаются, многие упрямо не глядят друг на друга. Ну, например, двое волосатых здоровущих парней с Кипра. Азербайджанец и армянин. Какие–то африканцы. Вечно у этих южан разборки. Ничего, думаю я ласково, очень скоро все вы помиритесь, господа.
Это будет самый знаменательный день современной истории, — повторяю я слова Обамы.
Свобода и всеобщее благоденствие войдут сегодня в мир через эту дверь, — говорю я задумчиво.
После чего закрываю ее.
***
Я гляжу еще некоторое время в коридоре, не появится ли кто, но прошли, кажется, уже все. Можно начинать, думаю я. Снимаю с себя ливрею, которую обязан надевать каждый раз, когда стою у дверей и открываю их для почетных гостей. Облачаюсь в костюм обслуживающего персонала.
Это все проклятая жадность стран–членов ООН. Они так мало жертвуют на свою организацию, что администрации приходится экономить на штатах. Разумеется, после того, как на всем остальном сэкономлено. Сначала мы урезаем программу помощи странам Африки страдающим от жажды, а потом задумываемся над тем, чтобы продать машины из автопарка. Африку мне не жалко. Все, что вы дадите ей, пропадет бесследно. Поить Африку это все равно, что ссать в песок. А вот себя жалко. За одну зарплату мы выполняем несколько работ. Например я сегодня буду еще и официантом. Стану разносить воду, кофе и чай.
Причем сделаю это первый раз в жизни с удовольствием. По личным причинам, о которых смогу рассказать лишь через 12 минут 45 секунды. Нет, уже 12 минут 42 секунды. Ну и так далее. Время летит, говорят мудрецы, и они правы. Нам не дано предугадать, к чему приведет нас время, говорят они, и они правы. Мы и правда не знаем, что нас ждет. За одним исключением. Вернее, двумя.
Мы все умрем, это раз.
Мы всегда будем знать, что нас ждет, если станем планировать свое будущее. Это два.
Счет нехитрый. Раз–два.
Так что я улыбаюсь, когда охрана обшаривает меня — скорее для проформы, я ведь ветеран местной обслуги, — перед тем, как запустить в зал. Они ощупывают меня, отпускают дурацкие шуточки, — ведь самые мужественные из них «голубые», я точно знаю, — и, наконец, выдают разрешение. Я хватаю поднос с напитками и вхожу. Раньше своего делегата хотели снабжать спецслужбы от каждой страны. Но это грозило полным бардаком. Представьте себе закрытый зал, где сидят 150 президентов и им подают попить и поесть 150 шпионов высшей квалификации. Иранский шпион и президент США, американский шпион и президент Ирака, — ну, еще до того, что президента Ирака повесили, — шпион Северной Кореи случайно подает стаканчик кофе британскому премьеру, а северокорейского делегата угощает «Пепси» южнокорейский шпион… Представили? Вот поэтому ООН и взяла на себя снабжение напитками и закусками делегатов во время заседаний. Будь я религиозным фантиком, я бы непременно решил, что рукой ООН водила рука Бога. Но никакой руки у ООН нет. Это всего лишь аббревиатура, обозначающая никчемную, бесполезную организацию, весь прок от которой — то, что она дала мне работу.