42. … повиновались ему, словно дети Зла. Нас же вели в пропасть…
43. … дабы унизить высоту народа, сияющую, словно вечное небо.
44. Уйти с дороги праведности желали дети Зла. Хотели сделать
45. … весь народ свой рабами Европы, и сделали, но недолго было…
46. … терпение Господа за возлюбленных детей своих–молдаван.
47. В те времена в Молдавии судили чистых и возвышали нечистых…
48. Радовались бедствиям народа и его распрям между собой..
(кусок манускрипта утерян — прим. переводчика)
21. Дал же Господь нам единственного наставника, учителя по имени Серафим.
22. И сказал: дабы врагов не пустить на путь истинный, имя мое да будет вечно.
23. Бог его словам внимает и пишет книгу свою памятную.
24. Каждый сообразно своей вине будет да осужден, говорил учитель.
25. Враги народа будут судимы в святом Совете Двенадцати.
26. Те же, кто нарушали границу Учения будут истреблены, и вода их поглотит, те же, кто блюли учение, пройдут сквозь воды его.
27. Все, кто веровал и держался правил, чтобы жить по правде и веровали…
28. … что единственно молдаване теперь новый народ Израилев, те получат…
29. награду, покаявшись, и сказав: мы грешили… как мы, так и отцы наши…
30. … наперекор законам Завета. Правда и истина — Твои приговоры нам.
31. И не поднимут руки на Его святые законы, и на Его праведный суд
32. … тех сердце отважится и проявят мужество…
33. Бог очистит их…
34. … увидят спасение Его, ибо как щитом Его именем прикроются.
***
Майор Плешка, не скрывая довольной улыбки, глядел на Ботезату.
Так вот ты, какой, самозваный пророк! — решил он поразить Серафима своей осведомленностью.
Но, вопреки ожиданиям Майора, зек не испугался, не стал плакать и просить о пощаде, хотя, наверняка, знал, каким жестоким экзекуциям — Плешка не любил слов «пытки» и «аппетит», — могут его подвергнуть по приказанию майора. Ботезату спокойно стоял, положив руки за спину, под неусыпным взглядом конвоиров. Отпустив охрану взмахом руки, Плешка пристально, и тщательно щурясь, всмотрелся в лицо самозваного пророка. Только такие восторженные и склонные к мистике люди, как молдаване, подумал Плешка, могут увидеть в ничем не примечательном человеке что–то особенное.
Забитый молдавский крестьянин, — сказал Плешка задумчиво.
Неодушевленный предмет с искривленными работой руками и венами, связанными в узлы, — добавил он.
Хитрый, тупой и подлый одновременно, — сказал задумчиво Плешка.
Серафим, о котором все это говорил Плешка, стоял молча. Ну, что в нем божественного, подумал Майор. В моей портупее и форме сс–овца больше волнующего и мистического, подумал он.