С воем кинулись янычары на беспомощного атамана, стащили с коня, обмотали веревками, подтащили к своему сакка-баше.
— Здравствуй, атаман Кольцо, — сказал лейтенант янычар. — Ты меня помнишь? Меня зовут Омар Гази.
Кольцо с ненавистью глядел в лицо довольного турка.
— Три года назад ты захватил меня и моего отца в Хвалынском море. Разграбил наш корабль… А меня с отцом отпустил за большой выкуп.
— Счас бы я тебя, собаку, не отпустил.
Омар Гази весело рассмеялся.
— Отпустил бы. Сейчас мой отец Урхан Гази — главный ювелир самого султана, он за размером выкупа не постоял бы. А тебя кто теперь выкупит?
Кольцо молчал.
— У моего отца есть мечта — увидеть тебя гребцом на его судне Теперь эта мечта сбудется. Ибрагим!
Один из янычар склонился перед сакка-баши.
— Отвезешь его прямо в Константинополь.
Казацкого атамана бросили через седло, стали прикручивать.
…А городок горел. Через площадь татары и турки гнали толпы пленников.
Где-то у плетня возле горящей постройки дряхлый старик усаживает торопливо на коня парнишку лет четырнадцати.
— Скачи к атаману Ермаку, внучек… Беда, скажи! Ивана Кольца, скажи, полонили. Ермак тут недалече, в Парамоновом затоне стоит.
Мальчишка ударил голыми пятками коня, полетел вдоль дымной улицы. Старик, навалясь грудью на плетень, провожал его взглядом.
…Едва мальчишка скрылся в дыму, на голову старика со свистом опустилась сабля знакомого уже татарского военачальника. Конь его закрутился перед плетнем.
— Стариков, старух и детей — всех до одного резать! — кричит он. — Остальных вязать!
Старик с окровавленной головой, повернувшись к горящему жилью, медленно оседает вдоль плетня.
В Парамоновом затоне качалось около дюжины речных стругов, на берегу был разбит казачий лагерь. Меж многочисленных палаток и шатров горели костры, казаки готовили на них пищу.
Отдельным станом в лагере, со своими палатками, повозками и лошадьми расположился царский стрелецкий отряд.
Среди других размерами и ярким цветом выделялся шатер, стоящий недалеко от воды. У входа стояла икона-знамя Ермака — одетый в доспехи архангел Михаил поражающий копьем с коня извивающегося дракона. Тут же — четыре казака-стражника.
Внутри шатер был устлан коврами, невысокий столик уставлен золотой и серебряной восточной посудой с яствами.
— Справно живешь, Ермак Тимофеич, — проговорил сын боярский Дмитрий Непейцин, сидящий за столом в кресле, по красоте и богатству чуть ли не ханском. Он кивнул на видневшиеся через поднятый полог струги: — Опять в разбой собираешься?
— Донские казаки люди вольные. Хлебов мы не сеем, скотину не разводим, — проговорил в ответ чернобровый, с вьющимися волосами лет под сорок казак, плотный и тяжелый, в кольчуге под кафтаном. В отличие от Ивана Кольца узнать в нем бывшего кандальника Строгановых было трудно, короткая черная борода как-то сильно изменила его. — Живем походами.