Когда глаза Омара Гази остекленели, Ермак медленно опустился на землю.
— Эх, Ваня, Ваня, удалая голова…
Конь Ермака терся мордой о его плечо…
Сын боярский Дмитрий Непейцин следил, как слуга укладывает вещи в возок, а стрельцы готовятся к отъезду, когда появился Ермак, ведя в поводу своего коня.
— Погодил бы ехать… татары с турками повсюду рыскают.
— Служба царская, брат, — вздохнул Непейцин. — А либо ордынцы, либо турки тут всегда рыскают. Так ответишь ли на милостивое царевое приглашение?
— Я б ответил… да казаки как? Захотят ли с вольных служивыми стать? Круг собрать надо.
— Ну ин собирай. А я к другим атаманам покуда съезжу…
Ермак потянул коня дальше… Привязывает его к кормушке и тут видит — рядом вместе с другими казаками чистит своего коня мальчишка-гонец.
— A-а, неслух! Как звать?
— Ванька Черкас Александров.
— Видал, как ты с турком дрался, хвалю. В славного казака вырастешь. А за ослух… что против приказу в драку полез, на три дня в железа тебя сажу.
Ермак подсыпал коню овса, а когда обернулся, увидел мальчишка, уткнув лицо в рыжий бок коня, рыдает.
— Это ты что? За наказанье обиделся?
— Батьку с маткой… и дедку — всех седни враги-то посекли.
Ермак прижал голову мальчишки к себе, погладил по голове.
— Осиротел, значит?..
Мальчишка лишь сильнее зарыдал.
— Я, однако, в Ливонию с казачками своими скоро пойду… Литва там да шведы сильно Руси грозят. Пойдешь со мной?
— Ага… ага, — мотнул головой Черкас.
— Ну и добро, сынок. Добро. А за ослух — все одно садись в железа.
На роскошной кровати в прозрачных одеждах возлежала на подушках ослепительно красивая женщина лет 30, а возле нее стоял на коленях в ночном колпаке седобородый турок и униженно говорил:
— Я окружил тебя роскошью… дал тебе в служанки русскую невольницу, как ты захотела. Почему ты со мной так холодна, так жестока, Алима?
Мало что осталось у этой женщины от прежней Алены — разве что светло-голубые глаза до русый цвет волос. Но теперь они не были заплетены в косы, а рассыпались по плечам и сильно подрезаны.
— Ты стар, Урхан Гази, — сказала она.
— Да, я не молод. Но рядом с тобой я чувствую себя юношей. Когда я смотрю на тебя — моя кровь закипает. Я сказочно богат, Алима, я все положу к твоим ногам. — Он припал к ее руке. — Полюби меня!
Она выдернула руку, встала с постели, подошла к окну, выходящему в сад.
— Неблагодарная дрянь! — завизжал старик, вскакивая. — Я дорого заплатил за тебя! Но я сгною тебя в темнице!
Константинопольский залив Золотой Рог, сверкающий под утренним солнцем, был полон самых различных парусных и весельных судов.