– Верно. – Лаура Бэт откинулась на спинку кресла. – Но тебе все равно следовало бы их прочитать.
Он снова взялся за письма.
– Большинство помощников обрадовались бы подобному доверию.
– Возможно. – Она скрестила руки на груди. – Но, по-моему, в твоем случае дело не в доверии, а безразличии.
– Не уверен, что вполне уловил разницу.
– Я проделала отличную работу!
– Так ты хочешь, чтобы я их прочитал, для того чтобы смог тебя похвалить?
– Ты невыносим! – воскликнула она, вскидывая руки.
– По-моему, тут все просто. Мне это все уже неинтересно, потому что раньше я был художником. Но все это уже в прошлом.
Лаура Бэт нахмурилась.
– Но утром ты сказал, что хотел бы меня нарисовать.
И он действительно этого хотел. Дважды. Но желание исчезало столь же внезапно, как и появлялось. И в любом случае его не стоило воспринимать всерьез. А уж тем более менять ради него выбранный стабильный курс жизни. Учитывая, что его неудержимо тянет к беременной женщине, а сам он до сих пор так и не сумел смириться с потерей собственного ребенка, так даже лучше. Для всех.
– Секундный каприз, ничего больше.
– Уверен? Может, к тебе просто возвращается желание творить? Если так, как я уже сказала, я бы не отказалась попозировать для портрета.
– Поверь, ты бы не захотела мне позировать, – усмехнулся Антонио, поражаясь подобной невинности.
Выбравшись из-за стола, Лаура Бэт подошла почти вплотную и пристально посмотрела ему в глаза. Причем для этого ей даже не пришлось запрокидывать голову. Они были едва ли не одного роста.
– У меня есть возможность заполучить собственный портрет работы едва ли не самого востребованного всемирно известного художника. Как я могу упустить такой шанс?
Антонио облизнул резко пересохшие губы. Лаура Бэт замерла всего в десятке сантиметров от него, и теперь он хотел ее не нарисовать, а поцеловать. И если желание рисовать беременную женщину было не слишком удачным, то простое сексуальное влечение было во сто крат хуже. А если представить, сколько времени им придется провести наедине, пока он станет писать портрет, сразу видно, что без неприятностей не обойдется.
– Ты просто не понимаешь, о чем просишь.
– В том-то и дело. – В зеленых глазах вспыхнул огонь. – Я столько всего не знаю и никогда не пробовала. Я жила в одном из лучших городов, но была слишком несчастна и подавлена, чтобы наслаждаться, а сейчас я вдруг оказалась в Италии и как никогда открыта и готова принимать мир. – Шагнув еще ближе, она положила руки ему на плечи. – Нарисуй меня, Антонио.
От этих простых слов по всему его телу пробежал обжигающий трепет пламени, и в нем вновь вспыхнуло желание рисовать. Одна мысль, что он может отказаться вернуть себе прежнюю жизнь, ранила едва ли не больше, чем опустошившее его предательство. Вот только он даже сейчас отлично понимал, что, в отличие от физического влечения, желание творить может загасить легчайшее дуновение ветерка. И даже если он прямо сейчас отведет ее в мастерскую, рискнув рассудком и еще сильнее распаляя желание, он все равно не застрахован от творческой импотенции. Что, если он усадит ее перед мольбертом, но так и не сумеет взять в руки кисти?