Всю ночь у Льва Николаевича Матвеева ныл затылок. Не помогали ни кофе, ни таблетки. «Нет, не пойду я сегодня в церковь. Приду домой и буду отлеживаться», — мысль вяло, стараясь не задеть боль, ворочалась в затылке.
Прошло несколько месяцев после того, как к Матвееву протянулась человеческая рука, и прозвучало: «Человек, брось все это и пошли со мной», а потом перед возвышающим Храмом открылась ему простая истина: «Человек, если ты хочешь спастись — приди к Богу, и Он поможет тебе». И жизнь постепенно для него стала осмысленней. Его уже абсолютно не тянуло на митинги, перестали Матвеева раздражать вызывающе–роскошные дома, машины. При виде наглых, самоуверенных ребят, разъезжающих на дутых блестящих авто, с длинноногими, с кукольно–красивыми личиками девочками на передних сидениях его мозг уже не переполняла почти, что слепая ненависть. Уже не так гнетуще давила его окружающая нищета, в том числе и его собственная. «Все во власти Божьей», — это была основная, повседневная мысль Матвеева. Одним словом, он поверил в Бога. Очередной человек, которого жизнь уложила мордой в грязь замер, расслабился и… получил удовольствие. Ведь грязь все ж не дерьмо. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». В церкви, в которую Матвеев стал приходить чуть ли не каждый день, он обрел единоверцев. Один из них работал на автостоянке ночным сторожем, и он помог Матвееву устроиться туда также ночным сторожем. Вот на одном из таких ночных дежурств и разболелась у него голова. «Ничего, послезавтра пойду в церковь. Бог видит из–за чего я не приду в церковь и Он простит меня», — ночной сторож, и по совместительству учитель, не спеша шел по автостоянке к выходу. На автостоянку вбежал полный, невысокого роста мужчина в кожаной курточке, подбитой мехом. Перед самым носом Матвеева он повернул к своему роскошному черному «Опелю». Пикнула сигнализация — открылся центральный замок. Толстяк, бормоча про себя ругательства, зло рванул дверцу автомобиля. «Ишь, как зло его колотит. Плохой человек. Нет в нем Бога», — Матвеев поравнялся с водителем «Опеля». «Ну Инка, сучка, сейчас ты у меня отыграешь по полной программе. Уже больше никому не сможешь давать», — донеслось от «Опеля». «Нет, нет в этом человеке Бога», — тупо продолжало биться у ночного сторожа в голове. И тут словно взорвалось: «А потом я возьмусь за этого козла попа. Кое–что отрежу, больше не будет в церкви басить». «Опель», взвизгнув шинами, черной пантерой выпрыгнул из автостоянки. «Господи, это же он про батюшку, — боль в голове куда–то исчезла, — немедленно в церковь».