— Это иудейское имя, а мой сын германец.
Рицпа подняла голову.
— Наполовину германец.
Атрет так резко выпрямился, что Рицпа снова испугалась. Какое–то время он смотрел на нее, потом отошел в сторону, прислонившись спиной к стене, справа от окна. Его лицо теперь было скрыто от лунного света.
— У него должно быть германское имя, — сказал он и замолчал, ожидая возражений.
— И какое имя ты бы хотел ему дать, мой господин?
Над этим Атрет еще не думал.
— Гермун, — решительно сказал он. — Как моего отца. Он был настоящим воином, хаттом, и умер геройски, в битве с римлянами.
— Халев Гермун, — сказала Рицпа, прислушиваясь к тому, как это имя звучит.
— Гермун.
Она захотела возразить, но тут же замолчала и опустила голову. Сварливая женщина хуже протекающей крыши. А ребенок, что ни говори, принадлежал ему. Рицпа снова подняла голову.
— Гермун… Халев? — задумчиво произносила она имена, предлагая компромиссный вариант. — Смелый воин, обладающий сильной верой.
Атрет ничего не сказал в ответ, оставаясь в тени.
Под его пристальным взглядом Рицпа чувствовала себя крайне неуютно. О чем он думает?
— А кто был тот Халев, о котором ты говорил?
— Гладиатором из Иудеи. Одним из пленников Тита, — в голосе Атрета слышалась горечь.
— Он жив?
— Нет. Мы сражались на арене. Я победил.
Его голос был ровным и безрадостным, и Рицпа вдруг почувствовала, что ей жаль его.
— Ты хорошо его знал?
— Гладиаторы лишены радости знать друг друга.
— Но если бы у тебя были друзья, ты наверняка хотел бы, чтобы он был среди них.
— Зачем ты мне это все говоришь? — холодно спросил он.
— Тебе горько, и ты до сих пор его помнишь!
Вдруг Атрет резко засмеялся.
— Я помню их всех! — он уперся затылком в стену и закрыл глаза. Он не мог их забыть. Каждую ночь перед его глазами вставали их лица. Он видел их глаза, их кровь, стекающую на песок арены. Никакое количество выпитого вина не могло стереть это из его памяти.
— Мне жаль, — тихо сказала Рицпа.
Не поверив своим ушам, Атрет посмотрел на нее. Его разозлили слезы в ее глазах, потому что, сколько он себя помнил, женские слезы всегда были направлены против него. Оттолкнувшись от стены, он снова склонился над Рицпой и пристально уставился ей в глаза.
— Почему ты меня жалеешь? — прохрипел он.
Рицпа не испугалась.
— У тебя была такая тяжелая жизнь.
— Зато я выжил.
— Какой ценой…
Он холодно усмехнулся и снова выпрямился.
— Было бы лучше, если бы я погиб, так? И тогда этот ребенок был бы твоим.
— Если бы ты погиб, Халев вообще бы не родился. А он — Божий дар, который стоит любых страданий.
Атрет выглянул в окно и посмотрел на пустой двор и окружающие его толстые стены. Ему показалось, что он снова в лудусе. Ему захотелось закричать и сокрушить все эти стены.