слабыми брызгами, создавая цветовую градацию, когда он снова возвращается к
первоначальным линиям. Это почти похоже на серый закат. Поразительно, но так просто.
─ Так это и есть метод для такого граффити, да?
Я говорю, но абсолютно не важно, что я говорю. Потому что смысл данного момента
все прочувствовать. Только чувствовать. Мы соприкасаемся. Мози и я так близки и все вокруг
соприкасается с нами.
Его обнаженная грудь прижата к моей спине. Он выдыхает мне в шею, так близко к
моему уху. Его длинная рука покоится на моей руке, его ладонь обхватывает мою,
придерживая мои пальцы на крохотном распылителе банки с краской. Я чую запах его пота с
явным оттенком кедра. И его дыхание, с примесью химикатов от его ингалятора. Его сердце
бьется так близко от моего собственного, и я ничего так не хочу как его рук обернутых вокруг
меня, и его тепла ограждающего меня от всего и одновременно полностью просачивающегося
в меня.
Я стою напряженная и сдерживаю дыхание, молясь, чтобы он ушел и в то же время,
чтобы он никогда не покидал меня. Затем я чувствую, как его твердая как камень эрекция
прижимается к моей заднице. Я хочу прикоснуться к его члену. Это так не нормально. Мой
разум призывает меня к моей работе и моим профессиональным обязанностям.
Я вырываюсь подальше от него и, схватив банку, бросаю ее в пустой камин.
Поворачиваюсь к нему, чтобы поругать его за нарушение границ. Но он уже повернулся
спиной ко мне и как сумасшедший роется в своем рюкзаке. Он смотрит на меня, открывая
банку с красной краской, и так сильно трясет ее, я вижу, как напрягаются его мышцы. Он со
всей дури трясет банку, все время, пока смотрит на меня, затем он подходит к стене рукой
отодвигая меня.
─ Отойди, ─ говорит он и поднимает банку собираясь рисовать.
Его рука очень быстро двигается, ничего не размывая, и у него выходят превосходные
линии. Он владеет легко узнаваемым мексиканским уличным стилем, которым украшено так
много мостов и дождевых водостоков по всему Лос-Анджелесу. То, что он делает ─
прекрасно, а он всего лишь пишет слова одним единственным цветом. Я уже знаю, этот
человек может создавать маленькие чудеса своей росписью.
Он отступает на шаг назад, оценивая свою работу. Его руки скрещены перед ним, грудь
тяжелая, а его темные глаза горят.
Мне трудно сразу прочитать, потому что надпись сильно стилизована, но я
прищуриваюсь и вижу свое имя, а затем все понимаю «Это дом Ланы, она здесь выросла!»
Мои глаза наполняются слезами, которые невозможно сдержать. Я снова плачу перед
ним и мне хочется сказать ему, что я никогда не плачу. Что я самая сильная девочка, которую