– О, блины, здорово! – восхитился Антошка, хватая блин и засовывая его прямо в вазочку с клубничным вареньем.
– Умойся сходи, охламон! – запротестовала Лера. – И сядь за стол, не хватай на бегу. Не говоря уж о том, что это общая плошка, не для тебя одного поставленная, и макать в нее свой блин неприлично.
– Зато вкусно, – парировал сын и умчался в сторону ванной комнаты, на ходу засовывая в рот истекающий вареньем блин. – Лера покачала головой.
Спустилась сверху свежая, явно выспавшаяся Алена. Лера даже на долю секунды ей позавидовала. Предстоящие приключения, а также азарт поиска сокровищ никак не сказывались на ее способности засыпать, едва коснувшись головой подушки. Преимущества юности были налицо, и Лера вдруг впервые в жизни почувствовала себя, нет, не старой, но уже очень и очень пожившей.
– Мы когда в усадьбу? – строго спросила Алена, чинно садясь за стол, накладывая себе на тарелку два блинчика и поливая их сгущенкой. Чай она налила в чашку, которую поставила рядом, и Лера вдруг подивилась основательности, с которой эта юная леди подчиняла своим интересам жизнь вокруг. Ее отец был таким же неторопливым и обстоятельным. Он точно так же разложил бы у себя на тарелке блины, подобрав к ним топинг по вкусу, заранее налил чай, чтобы остыл, и только после этого приступил бы к еде. Ни за что бы не стал хватать, как Антошка.
– Сейчас позавтракаем, я посуду помою, суп в печь поставлю, и пойдем, – ответила Лера. – Там все равно до десяти часов никого нет. Мама в отъезде, эта ее Марина точно раньше не придет.
– Она противная, – вдруг сказала Алена.
– Кто? – Лера непонимающе посмотрела на нее.
– Марина эта. Ненастоящая какая-то. На Татьяну Ивановну смотрит заискивающе, глаза в пол опустит и со всем соглашается. Но это все неправда. Она Татьяну Ивановну не любит. Просто терпеть не может.
– Да ты-то откуда знаешь? – удивилась Лера. – Хотя мне эта Марина тоже не нравится. Все эти ее юбки в пол, коса до попы. Ненатурально как-то.
– Вот-вот, – Алена кивнула. – Я знаю, потому что наблюдательная. Она, когда думает, что на нее никто не смотрит, маску с лица снимает. И лицо у нее тогда выражает чуть ли не ненависть.
– А ты подсматриваешь, значит? И давно ты лица научилась читать?
– Ну, положим, подсматривала я не специально, так получилось. А такое выражение лица трудно не понять. На ней все совершенно открыто написано. Кстати, я в этом кое-чего понимаю, после школы на психолога собиралась пойти.
– А теперь что, рассобиралась?
– А теперь думаю, что либо на психолога, либо на искусствоведа. Мне очень нравится, чем ваша мама занимается. Интересно это – всю жизнь разгадывать тайны прошлого, которые заключены в культурных артефактах.