* * *
Я разочарованно проводила взглядом проехавший мимо темный Седан. Когда он замедлил движение на повороте и остановился, освещая дорогу красными задними фонарями, я продолжала идти по краю тротуара.
Дверь со стороны водительского места открылась, выпуская коренастую фигуру. Совсем не то, что хотелось бы получить почти ночью на пустынной улице. Мне стоило начать жалеть о необдуманно затеянной прогулке, но времени на это не оставалось. Потому, что позади меня раздались шаги, словно кто-то бежал или же очень сильно торопился. Очевидно, человек вывернул из одного из небольших проулков, которые уходили в обе стороны от дороги. В ту же секунду, когда я решила посторониться, пропуская того, кто шел позади, меня ощутимо ударили по затылку. Последнее, что я отчетливо запомнила, это то, как темный асфальт дороги несется мне навстречу с огромной скоростью, а в ушах нарастает звенящая ватная пустота.
Чернота. Бесформенная и глубокая.
Удар. Пауза. Удар. Пауза. Мерный ритм. Удар. Пауза. Удар. Пауза.
Где-то далеко на границе возникают лишенные очертаний звуки.
Удар. Пауза. Удар.
Глуховатый отсчет маятника.
Ни дна, ни границы черноты. Затем появляется свет. Он приходит в ровном ритме с гигантским маятником. Вспышка далекого света. Чернота. Новая вспышка. Чернота.
Вместе со светом разливается соленовато-пластиковый привкус, оседающий как песчаная взвесь.
С каждым разом гигантский маятник звучит все глуше, а вспышки света всё ярче, словно его источник приближается. Наконец, удары перестают быть так громко слышны, полностью превратившись в ровный стук в ушах. Яркие световые полосы почти вытесняют черноту, которая медленно тускнеет и, наконец, превращается в красновато-серое препятствие.
Звуки не стали более отчетливы, они хоть и громче, но по-прежнему неразборчивы. Словно находятся за какой-то преградой.
Я медленно приближаюсь к кроваво-черной границе, чтобы вынырнуть за глотком воздуха. Но и там — лишь красное и серое, с соленым привкусом крови.
* * *
Все ощущения притуплены и не дают мозгу оценить состояние и положение тела. Они медленно, словно нехотя возвращаются внутрь, как давший сбой механизм, который не может собраться воедино. Нет ни боли, ни правдивой картинки, и сознание понемногу начинает ускорять темп обработки тех крох информации, которые может вычленить из темного и глухого пространства.
Затем возвращается боль. Она пульсирует всё интенсивнее, накатывая горячими волнами, и давая понять телу, что оно живо, но повреждено. Сильнее всего она там, где голова переходит в шею, и там, где заканчиваются запястья. Ниже линии браслетов рук словно нет.