— Ну… — начала она охрипшим от робости голосом. Он молчал. — О, Ян, помоги мне! Ты был прав тогда, так продолжаться не может. Но может по-другому! Не надо останавливаться… Я хочу, чтобы ты взял меня.
Он рассмеялся. Она не могла поверить своим ушам. Может, это кашель? Нет, вот опять: короткий горький смешок.
— Ты сама не знаешь, о чем говоришь, — покачал он головой. — Не знаешь, что это значит.
Его слова больно ранили ее, она глухо застонала, и тогда другой Ян, тот, которого она знала и любила, обнял ее и быстро заговорил:
— О, любимая, любимая моя, прости, я сделал тебе больно. Просто я пытался… пытаюсь остановить тебя… ради тебя самой. Ты не знаешь, как это может отразиться на тебе. Твое воспитание… Нет, я не это имел в виду. Я хотел сказать, что ты не такая, как другие девушки, не такая жесткая — тебя многое может ранить. Это было бы несправедливо. О, дорогая, это было бы чудовищно несправедливо! Ну, не плачь, Лиз…
Неожиданные слезы ушли так же быстро, как и появились.
— Извини, — вздохнула она. — Я такая глупенькая! Я хотела сказать все это совсем по-другому. У тебя нет платка?
Высморкавшись, она почувствовала, что робость и неловкость прошли, словно еще одно препятствие осталось позади.
— Господи, ну и дура же я! — рассмеялась она.
— Вовсе нет, — возразил он, и его рука крепче сжала ее руку.
Она прислонилась лицом к его плечу и прошептала:
— Я думала об этом. Я не боюсь.
— Лиз, — тихо заговорил он, — неужели ты не понимаешь? Мы не сможем скоро пожениться.
— Неважно.
— У тебя может быть ребенок. И вообще, потом ты будешь чувствовать себя ужасно.
— Не будет у меня никакого ребенка. И почему я должна чувствовать себя ужасно, если ты любишь меня?
— Да, но… ты не…
— Молчи, молчи, молчи… — счастливо зашептала она, и он смолк.
— Жутко неудобно так сидеть, — сказала она через некоторое время.
Он отпустил ее, и Элизабет легла на песок, оказавшийся холодным и твердым. По небу шагал Орион, настоящий Орион. Она поглаживала руку Яна, лежавшую ладонью вниз у ее бедра. Удивительный покой снизошел на нее, и ее рука замерла. Орион застыл на небе, и она ждала того, что должно, обязано было случиться. Потом Орион исчез, заслоненный лицом Яна. «Лиз, Лиз…», — шептал он, его руки жестко трогали ее, под ней был жесткий песок, жесткие песчинки хрустели в ее волосах и громыхали в ушах, и все, что касалось ее, было жестким, жестким, жестким… Затем небо вдруг завращалось, и вместе с ним завертелось все — набегающая волна, пронзающий ее меч, жестоко сверкающий Орион… Она успела испуганно подумать: «Какой ужас!» прежде, чем боль погасила все мысли и звуки.