Дальше он договорить не успел, потому что с порога раздался негодующий возглас:
— Что?! Распитие в зале физической культуры? Сейчас же, сейчас же!..
Алевтин даже притопнул ногой в негодовании.
— Тише, тише, тише, — поднялся Коля, обращаясь то к ощерившемуся Длинному, то к физруку. — Иди к нам, не шуми.
Подобревший Алевтин не стал дожидаться повторного приглашения. Подпихнув под себя чей-то сапог, он миролюбиво попросил Длинного:
— Дай-ка там… скумбрии, что ли, в ней белок есть.
Уходить одному через весь зал было неудобно. Леха сидел и слушал, как Ноль мечтательно рассказывал соседу:
— …да крупная — с двух кустов ведро собрал! Моя сразу варенья наварила…
Он внезапно замолчал, вытер правый глаз и полез в карман. Вдруг оказалось, что, несмотря на разноголосицу, все его слушали — наступила тишина. Степа протянул ему папиросы, а Пушкарь сказал:
— Не расстраивайся, Серега…
— Сама прибежит, — подхватил Длинный. — Я баб знаю!
Ноль вскинул голову, и впервые Леха увидел, что глаза у него могут быть ясными и твердыми. Но сейчас Леха согласился с Длинным — мужик должен уходить первым. Если уходит она — ты тряпка, размазня, нечего тебя жалеть.
— Ты умолкни, — приказал Коля Длинному и повернулся к Нолю.
— Ну случилось. Что ж теперь, со многими такое бывало, только молчат. Жизнь… в ней по всякому поворачивается. Должен терпеть и жить…
Потом помолчал и сказал задумчиво:
— Бросаю я, ребята, футбол. Все, к едрене-фене. Хватит.
— Кончай, Коля! Тебе пахать и пахать на поляне! Да тебя никто догнать не может! — закричали все вокруг.
— Дочь вон, как этот лось, вымахала, — кивнув на десятиклассника, пытался возразить Коля. — Старик совсем!
Его не слушали и продолжали наперебой кричать, что он обмотает любого молодого.
— Во дает! — наворачивая за обе щеки, подмигнул Алевтин. — Каждый раз так, хоть не приходи!
— Чего они с ним носятся, — придвинулся поближе к нему Леха. — Ни техники, ни удара нет…
— Ну, брат, здесь свое, — вытер губы обрывком газеты Алевтин. — Ты здесь недавно, а я с Колей на бульдозере начинал.
— Ты на полигоне работал? — удивился Леха.
— А как же? — ухмыльнулся Алевтин. — Это я потом в школу подался — преподавал пение, физику, литературу, еще там чего-то, теперь физкультуру. А в начале, как говорится, трудового пути прикрепили нас с Длинным стажироваться на бульдозере к Коле. Ну вот, как-то в ночную смену зашел я в будочку к мониторщику, придремал немножко. Вдруг слышу треск, шум, выскакиваю — мать твою. Длинный тросом горловину с топливного бака сорвал — сзади буксирный конец вылез, он гусеницей наехал, вот и потянул. Авария! Мониторщик дышло бросил, советует: дуйте, ребята, в мастерские, там до утра вам заварят, а я тут профилактику прибору устрою. Ну, чтоб все шито-крыто осталось, за аварии строго — простой! Нет, думаю, вдруг мониторщик, как говорится, специально нас? Сбегал я на прииск и доложил об аварии кому следует. Вот меня Длинный и не любит с тех пор.