– Валенки были бы удобнее, – усмехнулась Грета, поблагодарила рыцаря кивком, и торопливо принялась за многострадальные ступни.
– Держи куртку, – Агафон сунул свою одежку оставшемуся полуголым шевалье.
– Благодарю, – с достоинством склонил голову Люсьен, неловко натянул печально треснувшую в плечах поношенную суконную куртку и быстрым шепотом принялся вводить в курс дела соперника, принцессу и дочку бондаря:
– Путь пока свободен. На кухню мы не заглядывали, но по звукам там не больше двоих. Одного устраняем, второго допрашиваем. Агафон, будь готов. Женщины остаются снаружи.
Агафон который Лесли прорычал себе под нос нечто неразборчиво-воинственное, что могло быть интерпретировано и как «всегда готов», и как «без болотных знаем». Агафон который Агафон трусовато поежился, озираясь по темным углам приемного зала.
– А может ну их, на кухне?… Пусть болтают? А мы тетку поищем так, сами? Потихоньку?
– Рискованно, – коротко мотнул головой Люсьен.
– А на слуг Гавара нападать с голыми руками – не рискованно?
– И это рискованно, – без пререканий согласился шевалье. – Но без проводника в этом замке человека можно искать сутки, если не больше. Да еще если украдкой…
Студиозус в ответ лишь промычал что-то кисло, но возражать больше не стал.
Через три минуты импровизированные портянки были надежно намотаны, и девушка выпрямилась.
– Я всё.
– Тогда пойдем, – тихо прошептал шевалье.
– Пойдемте, ваше высочество, – галантно продублировал лесоруб, получил предсказуемое «Я не глухая», и экспедиционный корпус устремился за лидерами: Лесли с топором наготове, Грета – сжимая подобранный во дворе камень, принцесса – отчаянно желая, чтобы мысль подобрать во дворе камень пришла в голову и ей.
Его премудрие шел первым, с поднятой над головой стремительно тускнеющей палочкой, каждую секунду ожидая, что из-за погруженного во мрак поворота, или ниши, или лестницы на него навалится если не сам хозяин замка, то дюжина его прихлебателей – всенепременнейше, и тогда…
«И зачем я в это ввязался, и зачем я на это согласился, и зачем… зачем… зачем…»
Пока отряд подбирался к цели, Лесли не уставал гадать, как в почти кромешной тьме разведка смогла определить, что нашла именно кухню. В его представлении, как никогда не виденный им театр – с вешалки, поварня начиналась с ароматов: свежеиспеченного хлеба по утрам, луковой похлебки – в обед, тушеных свиных или бараньих ребрышек с кашей – вечером, когда мужчины возвращались с поля или из леса… Сейчас же, сколько бы они ни продвигались вперед, какое бы количество дверей, лестниц и арок не миновали – запах везде оставался один: затхлой сырости, слежавшейся пыли, приволья мышей и гниющего дерева.