— Спокойной ночи, Джеффри, — прошептала она, — я никогда не забуду этой ночи.
— Это было прекрасно, — сказал англичанин, думая о великом Будде.
Джеффри вернулся в свою комнату, где мирно спала Асако.
Он был истинный англичанин. Только первый момент удивления при поцелуе девушки мог потрясти его лояльную верность. С ограниченностью страуса, которую наши континентальные соседи называют лицемерием, он прятал голову за свои принципы. В качестве мужа Асако он не мог флиртовать с другой женщиной. Как друг Реджи он не мог флиртовать с его возлюбленной. Как честный человек он не мог играть чувствами девушки, которая никогда не будет иметь для него значения. Следовательно, инцидент подле великого Будды не имеет в себе ничего важного. Итак, он может лечь и заснуть с легким сердцем.
Джеффри проспал полчаса или немного больше и был пробужден внезапным толчком, как если бы все здание вдруг столкнулось с каким-нибудь другим, или кулак гиганта ударил по нему. Все, находящееся в комнате, было в движении. Висячая лампа раскачивалась, как маятник часов. Картины на стенах тряслись, а китайские украшения на каминной полке сдвинулись и упали с шумом.
Джеффри вскочил с постели и бросился туда, где спала его жена. Даже пол был ненадежен, как палуба корабля.
— Джеффри, Джеффри, — звала Асако.
— Это, должно быть, землетрясение, — сказал ее муж. — Реджи говорил мне, что этого следует ожидать.
— Это опять сделало меня больной, — сказала Асако.
Удары прекратились. Только лампа еще медленно раскачивалась, доказывая, что землетрясение не было просто кошмаром.
— Есть здесь кто-нибудь? — спросила Асако.
Джеффри вышел на веранду. Отель, переживший много сотен подземных ударов, казалось, не заботился о том, что произошло. Далеко на море показывались вспышки пламени, как огни боевых снарядов военного корабля; это вулканический остров Ошима посылал яростные клубы к небесам.
Были в этой странной земле чуждые и скрытые силы, о которых Джеффри и Асако еще не имели понятия.
Под высоким фонарным столбом на лужайке, посреди привлеченных его светом стай ночных бабочек стояла короткая, коренастая фигура японца, глядевшего на отель.
«Это похоже на Танаку, — подумал Джеффри, — клянусь Юпитером, это и есть Танака!»
Они решительно приказали гиду оставаться в Токио. Или Асако позвала его в последний момент, не будучи в состоянии расстаться со своим верным оруженосцем? Или он приехал на собственный страх, но тогда зачем? Эти японцы такой непонятный и назойливый народ.
Как бы то ни было, утром подал им чай Танака.
— О, — сказал Джеффри, — я полагал, что вы в Токио.