Жена похрапывала за перегородкой. На печке трещали сверчки, железка остыла, и в конторе сделалось холодно.
Решительно не спалось!..
Толмачов достал тяжелые серебряные часы, глянул, поморщился, щелкнул крышкой. Девять часов.
Ох, много времени еще до рассвета! Завтра, конечно, будет легче. Он поедет на Каменушку. И отлично припрячет металл.
Уже с неделю, как там прекратились работы. И тропу, вероятно, снегом теперь замело. Только бы дожить до этого завтра!
Он вздернул голову, уставился на замороженное окошко. Снег скрипит!
Прислушался, наваливаясь на подоконник грудью. Шаги! Идут к нему… Терентий Иванович вскочил. Заметался, не знал, куда рвануться.
Осилил себя и, слыша, как хрустнул снег на ступеньке, шагнул на цыпочках за перегородку…
Из печки тянуло теплом и печеным хлебом, на загнетке стоял чугун с водою. Терентий Иванович вытащил из кармана мешочек с золотом и, обжигая пальцы о горячую воду, сунул его в чугун.
В дверь постучали тихо. Толмачов послушал. Слышал сердце свое и жаркое дыхание. Стук повторился настойчиво и осторожно…
Терентий Иванович решительно подошел к двери и, на всякий случай держась в стороне, откинул крючок…
Из сеней зашептал знакомый голос. Тогда перевел дыхание. Стало легко.
За порог шагнул невысокий, закутанный человек, потянул за собою дверь. Поднял руку — предостерегает. Тише!
На цыпочках оба прошли в контору. Так и есть — знакомый шорец, Семен. Шепчет скоро, беспокойно косит глазами:
— Милиция будет к обеду завтра. С пулеметом идут! Много — отряд! Пашка Ефиму бежал — говорил. Ефим Шакиру бежал — говорил. Шакир мне бежал. Завтра придут!
— А те-то? — допытывался Терентий Иванович. — Банда?
Шорец испуганно сжался, затряс головой.
— Не знаю, не знаю!
Заспешил, забормотал по-шорски, и к двери…
Терентий Иванович проводил его, постоял опять на крыльце. Теперь уж и гор не видно — все укутано темнотой. Тихий шелест висел в тишине, редко липли к руке снежинки.
Терентий Иванович смотрел спокойно — соскочила с него тревога, будто рысь спрыгнула с плеч! И опять он почувствовал себя вчерашним и крепким.
Вернулся в комнату, не тая шагов, ухмыльнулся, взглянул на чугун и задул свечу. Лег на постель, застонавшую под его весом, и заснул, как здоровый, поработавший днем человек.
Потянулось длительное небытие. Проходили туманные, фантастические хороводы. А потом оборвалась цепь сновидений, и Терентий Иванович мучительно сопротивлялся неприятному, но упорному расталкиванию… И сразу открыл глаза!
Перед постелью со свечкой стояла испуганная жена, придерживая у груди рубашку, а в дверь колотили отрывистыми и требовательными ударами.