Прищурившись, я отстраняюсь. И кто из нас использует секс в качестве оружия?
— Я хочу извиниться, — я слегка надуваю губы, но он выглядит раздраженным.
— Тогда извинись перед Эстеллой, — затем он встает и уходит. Я перекатываюсь на спину и смотрю в потолок. Отказ. Случалось ли подобное со мной раньше? Не припоминаю такого. Все вышло из-под контроля.
Мне хочется позвонить кому-нибудь — подруге… сестре. Мне нужно поговорить о том, что только что случилось, прояснить все. Я тянусь за телефоном и листаю список контактов. Останавливаюсь напротив имени Катины. Она вполуха будет слушать то, что я рассказываю ей, а через пять минут мы уже будем говорить только о ней. Листаю дальше. Прокручиваю список до Корт, и мое сердце начинает бешено биться. Корт! Я набираю ее номер. И, пока звонок не прошел, сбрасываю его.
Глава 10
Прошлое …
Помню, каким влажным было лето — воздух такой густой, что, казалось, будто вдыхаешь в легкие суп. Мы носились сломя голову — сестра и я — бегали вверх и вниз по коридорам нашего огромного дома, кричали и гонялись друг за другом, пока не попадали в неприятности. Мама, разозлившись, выгоняла нас на улицу с няней Маттиа, пока она отдыхала. Маттиа часто ездила в магазин, где все продавалось за один доллар, и покупала что-нибудь для игр на улице. Кортни и я, которые делали покупки в модных бутиках, находили бесконечно забавным, что можно прийти в магазин и весь товар будет по доллару. Она приносила нам мел, скакалки, обручи, и, конечно, наши любимые мыльные пузыри…
Маттиа всегда оставляла их напоследок. Она притворялась, что забыла купить большой розовый контейнер, и мы вздыхали и дулись. В последнюю минуту она вытаскивала его из-за спины, а мы прыгали и кричали, радуясь, что она оказалась такой находчивой. Мы называли пузыри «пустыми планетами», и суть игры заключалась в том, чтобы лопнуть как можно больше пустых планет, прежде чем они самоуничтожатся и направят свои осколки лететь к Земле. Маттиа стояла под деревом в тени и выдувала их для нас. От этой игры наши ноги постоянно были в синяках. У нас вошло в привычку толкать друг друга, чтобы первой дотянутся до пустой планеты. Маттиа говорила, что мы бегали так быстро, что напоминали размытые пятна.
Она называла нас Рыжей и Вороном, соответственно цвету волос. В конце игры мы подсчитывали, сколько пузырьков мы лопнули. Двадцать семь — Рыжая, двадцать два — Ворон, объявляла она. Затем мы счастливо хромали в дом, потирая синяки на голенях и выпрашивая мороженое. Мама ненавидела синяки. Она заставляла нас носить чулки, чтобы прикрыть их. Она ненавидела многое, что ассоциировалось со мной — колтуны у меня в волосах после ванны, цвет моих волос, как я жую, как слишком громко смеюсь, как вожу ногтями по большому пальцу, когда попадаю в неприятности. Если спросить меня, тогда и сейчас, что ей вообще нравилось во мне, я не смогу ответить. Все, что могу сказать, так это то, что мое детство напоминало прохладную газировку. Мы с Корт смеялись и вдыхали густой воздух. Маттиа обнимала меня, чтобы компенсировать резкие слова моей скупой на чувства матери.