Ну, значит, ходит этот Шурик индюком по зоне, на фраеров так нагло посматривает. А фраера тихонько лыбятся, знают, к чему все это. Уж сколько таких шуриков через козлиную землянку прошло.
Ну минуло так день-два, смотрю, Шурик уже картишки тасовать учится, а Самовар ему поясняет, как колоду держать, как шестнадцать в шестнадцать запускать, счет объясняет в штосс. Ну, думаю, валяй-валяй, если воровской жизни захотелось. А Самовар все с ним так в обнимочку на нарах и то его за щечку ущипнет, то погладит. А этот желторотик не поймет, что это за примочки. Через неделю-то он уж совсем оперился, куда с добром, — такой жиган, блатяк, что слова ему фраер не скажи. В лесу он не работает, так ходит, сучки окучивает. Самовар-то бригадиру приказал, чтобы он покуда его не трогал, ну, а куда бугру деться. В общем, малина, не жизнь Шурику. А Костя, между прочим, смотрит на все на это и хмурится. Один раз он как-то Шурику, когда тот уж больно большой фикстулой по бараку прошелся, сказал:
— Что, Шурик, небось, у хозяина жизнь послаще, чем на воле? Там ведь украсть надо, чтобы при куражах быть. А здесь блатуй себе, сколько душе любезно. И ни тебе милиции, ни фраер в рожу не даст, если руку в своем кармане попутает. Так, Шурик?
А этот козленок дерзит Косте:
— Тебе-то что до меня? Может, жить учить будешь?
— А разве учиться вредно? — Костя спрашивает.
— Знаешь что, — говорит этот желторотик, — я тебе в глаз могу за твое учение дать. — И так это петухом стоит, плечо выставил.
Ну, думаю, козел, туда тебе и дорога, куда Самовар волокет.
А Костя сидит на краю нар, нога на ногу, и говорит:
— Вот, понимаешь, Шурик, самая большая ошибка человека в том, что он не думает, что будет потом. Я не про сиюминутное говорю. Вообще, думать надо. А мне, брат, в глаз дать… что ж, попытай счастья.
Ну, думаю, не дай бог, подымет этот козленок руку — Костя ему сразу хребет сломает. Хватит за ноги и — спиной об нары. Но хорошо, тут Самовар засек этот шумок. Он Шурика и оттащил.
— Ты, — говорит, — к старшим уважение имей, Шурик. Не надо, — говорит стервоза, — мужиков обижать, а то они любить тебя не будут.
— А что с ним, с фраером, толковать, — этот козел отвечает.
— А вор фраеру, как старший брат, должен быть, — Самовар учит, значит.
Костя мой как расхохочется, аж упал на нары. Самовар услышал, передернулся, перекосился и шамкает:
— А ты тоже, заводишь пацана. Нашел под пару.
— Да какие обиды могут быть между братьями? — отвечает Костя и все ржет жеребцом.
Самовар ничего не сказал. Он вообще с Костей остерегался при мужиках говорить. Костя-то отлает, недорого возьмет, а Самовару слабину перед мужиками показывать нельзя.