Студенты, наслаждаясь законной переменой, не сразу меня заметили. Я постучал по столу в первом ряду, привлекая к себе внимание.
— Коллеги, — «коллеги» тут же испуганно заозирались и послезали со столов. — Я должен сообщить вам, что до конца семестра доцент фон Дуц не будет читать вам курс «Компаративистики во внутренней политике зарубежных стран», а поскольку замены ему нет, у вас образуется окно, поздравляю. Раздались бурные аплодисменты, и я усмехнулся.
— Кстати, вторая группа. Я увольняюсь, наши семинары отменяются, оценки, которые есть сейчас, сразу пойдут в диплом. Теперь я чувствовал, что меня ненавидят. Отличник по фамилии Фейн выглянул из-за моей коробки, которую я водрузил на стол, чтобы не держать на руках, и ошарашено округлил глаза.
— Но как же мой диплом у вас, сэр? Я перевел на него взгляд, будто бы пытаясь припомнить.
— Ваш диплом давно одобрен и ждет защиты. Мое отсутствие означает лишь, что вы не станете его переписывать в сто тринадцатый раз, Фейн. Всего доброго, коллеги. Я ухватился за свою коробку и вышел. Студенты бросились обсуждать новости, когда за мной еще не успела открыться дверь. А у меня осталось еще одно дело. Я вернулся на кафедру военной истории, сунулся в библиотеку, принялся снимать с полок книги и перебирать их. В книгах мы обычно прятали бумаги, нужные и не очень, и у каждого была своя полка. Моя совершенно опустела, а вот дуцева начинала пустеть только сейчас. Я повертел в руках дарственную на средство передвижения, подумал немного, можно ли из этого извлечь хоть какую-то пользу, не придумал, но свернул и спрятал в карман. После чего принялся возвращать книги на место. Это было до отвратительного мелочно, гадко, и совершенно не красило меня, как взрослого умного человека, что, впрочем, не мешало мне быть совершенно довольным собой. Теперь я сделал все, что собирался, так что позволил себе облокотиться на стол и развернуть бумагу с увольнением по собственному. Я извлек из кармана ручку в литом корпусе, открутил колпачок и поставил размашистую подпись. И, подумав немного, написал расшифровку. А ну как не поймут? В Канцелярии меня, судя по всему, ждали с нетерпением. Девушки, работающие там, оторвались от распития чая и кофе и замерли с не донесенным до ртов овсяным печеньем. У меня создалось такое впечатление, что я недели две назад скоропостижно скончался, а сейчас вдруг явился за справкой о том, что я здесь при жизни работал. Я торжественно возложил бумагу на полупустые кружки, многозначительно улыбнулся, подмигнул Симме с кафедры военного перевода, после чего гордо вышел. А вот так вот: пусть хоть на пену морскую изойдут с любопытства, а я и виду не подам, что что-то случилось. Хотя о нашем конфликте взглядов не знал, пожалуй, только ленивый да глухой. А я просто напросто имел свое мнение по историческому вопросу, который считался уже пять лет как закрытый. За это меня, собственно, и не любили. Зато обожали студенты и аспирантки. Хотя, конечно, вру: аспирантки обожали за другое, но я, естественно, держался в рамках приличий. Я сошел со ступеней главного входа, постоял немного, придерживая коленом коробку, чтобы размять пальцы, накоторым образовался алый след, после чего направился к воротам. Для этого мне нужно было пройти через внутренний дворик, где проходили практические занятия.