Приходит старшая медсестра, и Элоди устанавливают постоянный катетер и оставляют под капельницей.
Таблетки горстями, и снова тошнота. Элоди уже буквально не помнит, каково это, когда тебя не тошнит.
Она открывает дневник – просто тонкую тетрадку в полоску. Ее прежняя соседка посоветовала вести его. Нужно знать, чем и как тебя лечат, сказала она. И Элоди послушно записывала все процедуры и названия лекарств. А также и собственные переживания и ощущения.
Только с каждым днем росла слабость и вместе с ней – внутреннее безразличие. И все тяжелей было заставлять свои бессильные руки выводить даже эти буквы. До конца первого курса химиотерапии еще десять дней. Потом домой, немного реабилитироваться – и снова анализы и боль. А дальше, может, еще лечение. Сколько этих циклов будет в ее жизни?
Ее соседка сказала, что она прошла через восемь курсов химии и облучение. А два дня назад ее выписали. Умирать. Потому что надежды больше нет.
Что, если и с ней будет точно так же? Что, если она напрасно тратит отпущенное ей время на сидение в этом аквариуме, вместо того чтобы провести его с дочерью? Чтобы быть хотя бы уверенной, что та будет помнить ее спустя годы.
Слезы, которых, вроде, уже не осталось за все эти дни, опять закапали на тетрадный лист, и некоторые, с таким трудом выведенные буквы, стали кривиться и расплываться. Кого она оплакивает? Себя? Или ту жизнь, что не проживет? Или то, с чем придется столкнуться ее крошечной доченьке, если ее не станет?
Но нет! Элоди не готова сдаться. Потому что она нужна Валюше. Потому что у них двоих есть только они и больше никого.
Раздалось знакомое гудение, и Элоди потянулась к телефону.
– Как ты, подруга? – Элоди сразу по голосу поняла, что София на сильном взводе.
– Со мной все нормально. Как там Валюша? Ты уже видела ее?
– Че-е-е-рт! Ладка, я не хочу тебе говорить… Тебе только этого сейчас и не хватает… Только твой Олег – просто тварь! Говнюк просто, каких свет не видывал! Я глаза ему выцарапать хотела, ты уж извини. Ублюдок он!
– София! Объясни мне нормально хоть что-то! – Элоди почувствовала, как сердце забилось, и она стала задыхаться.
– Он не дал мне увидеться с Валюшкой! Выгнал меня, понимаешь? Просто даже не пустил в квартиру! Сказал, чтобы я убиралась! Да он охренел вообще! Но хуже всего то, что мне кажется, что Валюши там нет.
– Боже, София, что ты хочешь сказать? – от слов подруги Элоди буквально заледенела.
– Я консьержку расспросила. Она ее за все эти дни ни разу не видела. Боже, Элоди, мне кажется, этот ублюдок запер ребенка в каком-нибудь частном детском саду или интернате. Сейчас есть подобные, туда состоятельные, но херовые родители детей спроваживают. А я ведь тебе говорила, давай я ее к себе заберу! Послала бы я лесом Володьку, если бы рот раскрыл! Ты же знаешь, что Валюша мне как родная. А ты уперлась, Ладка: «Он отец!» Да в гробу я таких отцов видала!