сиротам.
Она вскинула руки.
–– Как я могу такому сказать нет?
Это была даже не половина ее обид на Аарона, но она не собиралась грузить Зейна своими
проблемами. Наверняка он уже пожалел, что позволил ей вернуться с ним в его логово. Она привыкла
держать все внутри себя и решила больше не повторять свою ошибку.
Слезы ужалили ее глаза, но она сдержала их, не желая выглядеть столь же жалкой, какой она себя
чувствовала.
–– Я действительно его люблю и никогда раньше не делала ничего подобного. Я разочарована, но
я не должна была вовлекать в это тебя. Это была моя ошибка.
Джиннифер застегнула свое пальто, последний слой своей одежды. Зейн уже встал, его руки
свисали по бокам, и он не предлагал ей свою помощь. Но с другой стороны, разве не из-за этого они
попали в эту неразбериху?
Поморщившись, она встала, чувствуя дискомфорт от влажности между бедер. Разглядывая сквозь
ресницы Зейна, она поймала его взгляд. В его лице было что-то совершенно неожиданное, что-то, что
привело ее в замешательство, в свете того, что произошло. Его глаза притягивали печалью и страстным
желанием, которые она не понимала. Она ждала, что он сморгнет это выражение, но было ясно, что он
хотел, чтобы она это увидела.
С трудом сглотнув, она сказала.
–– Мы должны идти, не так ли?
В ответ он лишь кивнул.
* * *
Они шли молча, Джиннифер слегка отставала от Зейна. Ветер дул с юга, принося ее запах, и от
этого Зейну не хотелось идти впереди.
Казалось, что запах ее возбуждения поселился у него в носу. Он не исчезал, и как бы он не
старался, не мог к нему привыкнуть. Запах держал его член твердым, что, помимо раздражения,
вызывало нежелание обернуться. Хотя он мог придумать несколько вещей, более неудобных, чем
превращение в возбужденном состоянии. И не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь был настолько
возбужден.
Сотню раз –– как минимум –– он думал о том, чтобы обернуться и притянуть ее в свои объятия. И
это было хуже, чем прежде, потому что он знал, что мог преодолеть любые ее возражения, ведь она
хотела его так же сильно, как и он ее.
Она поцеловала его.
Женщин его вида ни в коем случае нельзя было назвать робкими. Когда они хотели секса, то
могли добиваться этого более агрессивно, чем любой мужчина. Доказательством этого были его
молодые годы, когда он являлся единственным молодым мужчиной с волосами на груди в стае, полной
женщин, желающих исследовать начинающуюся взрослую жизнь. Воспоминания о том, как его
преследовали словно добычу и боролись за него, как за возможность отрезать кусок мяса, по сей день
вызывали у него головную боль.