А потом боль ушла. А вместе с ней пропала и муть в глазах. Остались только слабость, полная ясность сознания от холодного дуновения близкой смерти и нож, не замеченный грабителями.
Когда эта тварь попыталась в очередной раз пнуть мое скрючившееся под разбитым фонарем тело, кусок остро отточенной стали очень удачно пропорол ему ногу… Счастье, что рядом не было уродов, которые ограбили меня на той же улице несколькими минутами раньше, а пьяный матрос оказался один. Пока он выл от боли, катаясь по земле и зажимая брызжущую кровью ходулю, я смог собраться с силами и, кое-как поднявшись с холодной мокрой брусчатки, поковылял прочь, а потом пополз.
Вот и сейчас рука на автомате зашарила по поясу, нащупывая рукоять ножа – и ведь нащупала. Это свой самострел я по чистенькому столичному городу не таскаю, а избавиться от привычки носить с собой клинок, найденный в матросском тайнике одного из разобранных «китов», так и не смог.
Наваждение сгинуло, как только хлопнула дверь гостиной, и на пороге возник высокий и широкий, словно шкаф, усач в шляпе-хомбурге и костюме-тройке, недовольно постукивающий массивной тростью по паркету. Предположение, что перед нами хозяин дома, подтвердил возглас Михаила. А вот Валерьян повел себя странно. Увидев старшего Горского, он как-то резко побледнел и, моментально заткнувшись, хотя еще секунду назад матерился не хуже портового грузчика, что-то промычав, сбежал. У него привычка такая, что ли?
Впрочем, неловкость момента довольно быстро сгладилась усилиями Ивана Федоровича. Как-то незаметно этот громогласный здоровяк заставил позабыть о начале нашей встречи, и уже через четверть часа спустя, сидя за чайным столом, я и Михаил с любопытством слушали его рассказ о Катае и Индостане. Честное слово, это были увлекательнейшие истории. Отец моего приятеля оказался талантливым рассказчиком… Правда, взгляд, который бросил на меня Михаил, когда Иван Федорович начал рассказывать о своих приключениях за Великой стеной, заставил слегка забеспокоиться. И не зря.
– Кирилл, мой сын как-то заметил ваши занятия в саду… Случайно, разумеется! – лениво и как бы невзначай произнес старший Горский, на миг словно прикрывшись поднесенной к губам чашкой с чаем.
– Хм… да, иногда я занимаюсь на заднем дворе, – кивнул я.
– И это меня заинтересовало, – улыбнулся Иван Федорович. – Поскольку, по утверждению моего сына, ваши занятия очень похожи на гимнастику моего друга и компаньона, господина Цао.
– Вот как? – Я перевел взгляд на Михаила, и тот развел руками. – И что в этом странного?