Но избавление от кустарников ничем ему не помогло. Под черным мундиром его тело пылало, а внутри поселилась тоска, которую он не мог унять.
И теперь лежал с закрытыми глазами, а сам прислушивался, жадно втягивал воздух, надеясь ощутить ее присутствие. Но Леи не было. И он не понимал, почему это его так злит. Почему это вообще имеет значение. И почему он не может выбросить из головы то, что произошло в Обители Искры.
Да, его тянуло к этой девушке. И ничего странного в этом не было. Она молода и красива, а инстинкты невозможно заглушить полностью. Они брали вверх, когда она была рядом, и паладин отдавал себе в этом отчет.
Всего лишь желание тела. Удовлетворенное желание.
Он взял то, что хотел, получил ее и должен был успокоиться. С ним всегда было так — после первой же близости интерес полностью пропадал. Но эти воспоминания получились слишком яркими. А ведь он намеренно брал Лею грубо, так, как стражи берут блудниц, хмельных от забродившей настойки и давно ко всему равнодушных, словно Бездушные. А он так же поступил с нежной невинной девушкой. Лишь отворачивался, не желая смотреть в ее лучистые, сияющие глаза, от взгляда которых ему хотелось выть. Он должен был просто уничтожить ее, развернуться и уйти. Должен. Но не сдержался.
И совершил ошибку.
Лучше бы он не знал того, как пахнет ее кожа во время близости. От одного запаха ее желания у него отказывал разум, оставляя лишь оголенный инстинкт, сводящий с ума. Она оказалась такой страстной. И такой нежной. И то, что он испытал, погружаясь в податливое и горячее тело, не давало паладину покоя. Память снова и снова подбрасывала воспоминания о ее руках, трогающих, ласкающих… сначала робко, потом все более уверенно. О губах, которые он терзал поцелуем. Хотя трудно назвать то, что он делал, этим словом. Он просто вбивался в ее рот своим языком, желая ощущать этот вкус до бесконечности. С Леей он потерял свой вечный контроль, он перестал сдерживаться, он забылся, ощущая лишь необузданную дикую страсть, что вела его. С ним что–то произошло в этой проклятой Обители, что–то изменилось…
И он укусил Лею.
Шариссар сглотнул, чувствуя, что даже сейчас его клыки удлинились, царапая губу, а слюна наполнила рот. Укусил, когда был в ней, когда вдалбливался в ее тело, с рычанием и безумной похотью, не в силах сдержаться и тем более остановиться. И она отвечала ему. Проклятье! Она ему отвечала!
Почему? Почему не испугалась, не сбежала от него? Почему позволила брать ее? Какого кантаххара она ему отвечала?!
Он снова перекатился на другой бок и встал, не в силах оставаться на месте. Его тело хотело эту девушку. Даже сейчас, когда он лишь думал о ней, нутро выворачивало наизнанку, требуя хоть малейшего прикосновения к ней. Его клыки упирались в нижнюю губу и зудели, слюна наполняла рот, а в паху все стояло колом от неудовлетворенного и болезненного желания. Паладин издал короткий рык и помотал головой. И вновь посмотрел на кровать.