- Забавно, - задумчиво сказала Виктория. – Я могу ей только посочувствовать. Бедная девочка! Быть для всех средним родом – этого врагу не пожелаешь. Женщинам интересно узнать, чем она отличается от мужчин. Им в какой-то мере проще. Помочь застегнуть бюстгальтер, попросить намазать кремом, всякие бани и сауны. Любопытство. Теперь я понимаю, о чем она говорила. А мужчины? Уму не постижимо. Тем более, как я поняла в ее ситуации, это непреемлимо, в силу…, ну, не важно. Могу себе представить ее жизнь. Прости, я не должна была спрашивать это у тебя, - она через силу, словно извиняясь, улыбнулась Сергею, и он так же неуверенно улыбнулся ей в ответ.
- А я не должен был говорить тебе этого, Виктория. Но, раз ты спросила… Ладно, давай забудем?
- Давай! Но, прежде, можно я спрошу у тебя. Ты говоришь, что Женя всегда была спокойна и сдержана в таких ситуациях, но почему-то она накинулась на меня с обвинениями и нападками, как коршун на цыпленка? Я ведь ее ничем не обидела, Сережа?
- Ничем. Совершенно ничем. Поэтому я так удивился, когда она устроила это представление на шашлыках, но еще и до твоего появления у нас произошла ссора. Поэтому и отец вел себя таким образом. В общем, все произошло из рук вон плохо, Вика.
- Какая ссора? О чем ты?
- Когда я сказал домашним, ну, что ты приглашена мною на семейный обед… ужин, неважно, и живописал твое спасение из реки. В общем, она устроила скандал и заявила, что не желает видеть всяких спасенных соседок, будь они хоть единственные живые люди на всей планете, - извиняющимся тоном продолжал Сергей. – Папа предложил ей не спускаться из комнаты и не портить себе настроение твоим присутствием, на что она согласилась и все были довольны. Но что-то пошло не так, пока я был у тебя, они снова поругались, и получилось, как получилось, Вика.
- Боже! Чем я ей так не угодила? Ведь нельзя же, совершенно не видя и не зная человека, так… невзлюбить его?
- Хм! – произнес Сергей с непонятной интонацией. – Давай больше не будем об этом?
- Да, конечно. Мы же уже договорились.
- Вика… - еле слышно проговорил он и с силой прижал ее к себе. – Думай обо мне, слышишь? Ты особенная. Ты моя. Я чувствую это, Вика. Я верю, я знаю, что у тебя достаточно ума и сил, чтобы не уподобиться любопытным и испорченным курицам… - он отравлял ее своим сводящим с ума голосом, бархатным, терпким, и Виктория упивалась им, словно ядом. Он запрокинул ее голову и страстно, словно это был последний поцелуй в его жизни, впился ей в губы. «Боже! Что-то не так. Я не хочу это к нему чувствовать. Не хочу». Но, он как будто бы прочитал ее мысли, и решил избавиться от них. Его губы становились все требовательнее, и Виктория совсем потеряла голову, отвечая своими губами на их напор. Вдруг, гулкий раскат грома, как выстрел, заставил ее вздрогнуть и придти в себя. Она вынырнула из дурмана, как из глубокого колодца и увидела глаза Сергея. Они были чернее ночи и так же бездонны, как страшные омуты, которые затягивают в себя свою добычу. И ей внезапно стало страшно, несказанно страшно. Порыв ветра с силой налетел на нее и взбил вверх легкую, невесомую тунику, она поймала ее и чтобы удержать и, главное, чтобы успокоить часто забившееся сердце, обхватила себя руками.