— А Уильям и Мартин были такими же?
— Уильям ничего не умел скрывать. Был честен — в эмоциях. Как и Патрик. Мартин же откровенным быть не умел.
— А Райан?
Епископ вздохнул.
— Я назвал Патрика сложным человеком. Я и Райана не назвал бы простым, я, скорее, никогда не замечал его игры. Стало быть, он или умелый актер или тоже честен, но первое неимоверно усложняет натуру, а второе — упрощает.
— Но он — старший, вы должны знать его лучше других.
— Его воспитывали как хозяина имения и старшего в семье. Он вдумчив, умён, практичен и умеет быстро принимать решения.
— А что представляют собой Ревеллы и Хэдфилды?
Епископ покачал головой.
— Я не знаю. Я никогда не гостил в доме во время их визитов. Не знаю даже, были ли таковые. Присмотритесь сами. Но у меня ощущение, что с недавних пор в семействе поселился дьявол, и не исключено, что он пришлый.
Донован видел, что его собеседник утомлён и страдает. Он не стал ни о чём больше спрашивать, хоть получил ответы далеко не на все свои вопросы, да и то, что узнал, только породило новые недоумения.
Относительно родственников можно сказать много… и сказать надо, потому что напечатать этого нельзя.
А. Эйнштейн.
Трехэтажный особняк семейства Бреннан, построенный в 1742 году и запечатлевший эту дату на фронтоне, был возведен из тесаного камня и рустованного известняка в георгианском стиле. К нему примыкала готическая часовня в западном крыле, и Донован понял, что здание было перестроено из старого замка. Он оглядел центральный фасад с дорическими колоннами и выступающий карниз, над которым располагалось окно в стиле Палладио, обрамленное изящной балюстрадой. По всему периметру сооружения шли большие узкие и высокие окна, увенчанные фронтонами. Крыльцо декорировали старинными фонарями.
Везде царил дух роскоши, лишенной помпезности, и богатства без глупых причуд.
Также на фронтоне выделялись тёмные буквы «Candlewick-house». «Что это значит? «Свечной городок», — удивился про себя Чарльз, или «candle wick» — «свечной фитиль»?
Старая башня рядом и впрямь напоминала свечу.
Роберт Корнтуэйт и Чарльз Донован переступили порог дома в половине четвертого и оказались единственными визитёрами. В гостиной были спущены шторы и горели лампы, несмотря на то, что за окном было ещё светло. Их встретила хозяйка поместья, миссис Эмили Бреннан, поднявшаяся навстречу гостям из глубокого кресла.
Донован поклонился и внимательно оглядел мать покойного Мартина Бреннана. Годы набросили на это лицо паутину тончайших морщин, но оно несло печать ума и понимания весьма многого. Чувствовалось, что миссис Эмили действительно не была красивой даже в юности, но сейчас выглядела просто старой умной женщиной, напомнив художнику портрет женщины в чёрном чепце Яна де Брайя: властный нос, умный взгляд, поджатые узкие губы. Во всяком случае, Чарльз не отказался бы написать её портрет: и не по заказу, а по своему желанию.