— Владимир Николаевич. А маму мою… её в самом деле грабители убили?
— Ты ее?!.
Кудрявцев не смог докончить страшной фразы.
— Ну, положим, не Я — а ТЫ! — беспристрастно уточнил Хромов. — Знаешь, как говорят: не виновата курочка, что грязновата улочка?
— Ты!.. ТЫ! — В бессильной злобе Володя сжал кулаки.
Мимо них, на противоходе пролетела карета скорой помощи.
— Оперативно подъехали, — машинально отметил водитель.
— Савченко, остановите машину!
— Зачем?
— Да поймите вы! Я… я должен!
— Чего ты должен?
— Должен увидеть ее! В последний раз.
— Ой-йо… — страдальчески закатил глаза Михалыч. — Встречал я на своем веку придурков, но чтоб таких… Савушка, а вот теперь, пожалуй, подбрось угольку.
— Щас сделаем…
— …Владимир Николаевич, дядя Володя, что с вами?
— Ничего, все в порядке. Да, Васька, именно так и было. Грабители.
— А вы не знаете, их потом нашли?
— Нашли, судили и расстреляли.
— Ты чего это, Володя, такие ужасы ребенку на ночь рассказываешь? — Из темноты к ним вынырнул Хромов. Заставив обоих: и старого, и малого — вздрогнуть от неожиданности.
— Кого и за что расстреляли?
— Да это мы так, Михалыч. Сидим с Василием, свежим воздухом дышим и байки друг другу травим. Ну а ты как, мороз-воевода? Обошел дозором владенья свои?
— Обошел. Чуть ноги не переломал по темноте. Васька, ты вот что, время позднее, давай-ка шагом марш на боковую. Мне тут с Владимиром Николаевичем тоже охота байки потравить.
— Хорошо, дядь Миша. Спокойной ночи.
— Спокойной-спокойной.
— До свидания, Владимир Николаевич.
— Счастливо, Васёк.
Юрка направился на базу.
— Хороший парнишка, правда?
— Хороший, — рассеянно подтвердил Кудрявцев.
— А ты чего такой, будто пыльным мешком ушибленный?
— А что, и в самом деле заметно?
— Более чем.
— Возможно, я сейчас совершаю большую ошибку, но… Я должен сказать тебе одну вещь, Михалыч. Но сперва дай мне слово, что все, мною поведанное, останется между нами.
— Володя, ты меня пугаешь. К чему весь этот пафосный церемониал?
— И все-таки. Дай слово.
— Да пожалуйста. Даю.
— Спасибо. А теперь садись. Кстати, ты махорочкой не богат? А то курить охота, аж скулы сводит…
* * *
— Слышь, Шаланда!
— Чего тебе?
— Я вчера с барыгой одним, с Арбата, за картину нашу побазланил. За Айвазовского.
— Ты, Гога, совсем дурак или как? Словесный понос словил? Барон что говорил? Картину он сам пристроит, тебе до нее касательства нет.
— Да пока ленинградец ее пристраивает, мы десять раз сесть успеем.
— Типун тебе на язык! Бо́тало!
— Между прочим, этот твой Барон, по ходу, нарочно нампургугнал.
— Какую пургу?
— Помнишь, он тогда, в машине, обмолвился, что Айвазовский, типа, на три тыщи тянет?