Тихий плач смял последние слова Тони Ковылевой. Она удивленно посмотрела на слепую женщину, что сидела у выхода из палатки.
— Правда написана, только имена тут другие, — сказал Явтысый, — это про нее. Только она не повезла больного сына к доктору, как я ей говорил. Васька Харьяг пошаманил, а Иванко умер.
— Вот видите… — начала Тоня.
— Подожди, девушка, — поднялся сгорбившийся старик с трясущимися руками, — хабеня это сама выдумала сейчас?
И враз потеплевшие лица мужчин и женщин тронула отчужденность.
Но Хойко насмешливо свистнул и, взяв букварь, прочел то же самое.
— Правда, — сказал горбатый старик, — теперь так.
И вышел из палатки впереди мужчин.
Последними покинули ее дети, бережно прижимая к груди буквари.
Никогда Тоне Ковылевой жизнь не казалась такой интересной, как в эти наполненные тревогой и радостями дни!
Дети сидели на полу, поджав под себя ноги, и на коленях их лежали буквари.
— Сначала мы будем читать вслух. Повторяйте за мной: «хо-мо».
И все нараспев, нерешительно повторили: «хо-мо».
Только курносый Тагана неожиданно сказал по-русски:
— Сук березы.
И все засмеялись.
Тоня тоже улыбнулась.
— Правильно. По-русски это означает сук березы.
Шли дни за днями. Страницу за страницей познавали ее ученики, полюбив учительницу трогательной детской любовью. Вечером они слушали радио и русские сказки. Тайком, чтоб никто не заметил их привязанности, они приносили Тоне подарки: мороженую нельму и свежее мясо.
Но неожиданная тревога омрачила радость Тони Ковылевой.
Веселый Мюс, шалун и забияка, один из самых смышленых учеников, был неожиданно увезен отцом.
Отец, гордый успехами своего сына, поехал с ним по стойбищам, и Мюс, как подобает взрослым, сдержанно и неторопливо читал слушателям шестнадцатую страницу букваря:
К озеру поеду.
Нарты найти мне надо.
Шкуры песца собрать надо.
Хора шкуры собрать надо.
Лончака шкуры собрать надо.
Шкуры увезти надо.
К озеру поеду.
— Это — научная книга, — хмурясь, говорил Семка, отец Мюса. — Эту книгу никто, кроме русской хабени, читать не умеет, а Мюс умеет.
Слушатели цокали от восхищения языками, завидовали Семке и сами посылали детей учиться к русской хабене.
Объехав стойбища, Семка сказал сыну, улыбаясь:
— В книге написано, что тебе много надо. Шкуры песца собрать надо. И к озеру ехать надо. Подумай-ко теперь, парень, что тебе в школу тоже надо. В Красный чум ехать надо. И хорошо учиться надо.
И, уверенный в великом будущем своего сына, он отвез его к Тоне.
А ночь вступила в свои права. Едва заметная светлая каемка на юге пропала, но звезды в ночи по-прежнему были бледны. И только Нгер Нумгы гордо стояла почти над палаткой Тони Ковылевой, яркая и холодная. Лишь иногда ее затмевали сполохи северного сияния. Долгими часами Тоня наблюдала за тем, как они рождались и умирали.