— А говорил, что не пьяный, — удивляется Илько и поднимает на нарты ослабевшее тело пастуха.
И оттого, что ему теперь не с кем побеседовать, некому пожаловаться на жизнь, на душу Илько ложится какая-то осенняя и одинокая тоска.
Уже туманы плывут над маленькими озерами. Не свистят лемминги. Бледная луна встает на востоке, широкая, как медный таз. И собака лениво свернулась у его нарт, а Ванюта все спит и спит, и не с кем Илько разделить печаль. Был у него хороший сын, а теперь вот вернулся из школы через три года и стал начальником. Ничто ему не нравится в родном чуме: дым — плохо, невыбитые шкуры — плохо, бородатые пастухи — плохо, и даже оленья кровь, которую Семка пил с детства, стала казаться ему плохой. «В ней могут быть бациллы», — сказал он.
— Ты сам бацилла! — смеялись над Семкой пастухи, но он вытащил книги и показал кривые палочки.
— Это бациллы сибирской язвы, — сказал он и отказался пить оленью кровь.
Тогда Илько спросил, что же будет, если все книги Семка прочитает. Верно, откажется есть все на свете.
— Нет, — ответил Семка, — я тогда поеду в Москву и стану оленьим доктором.
— А я куда? — спросил тогда Илько.
— Я тебя с собой возьму, — сказал Семка.
Все тогда посмотрели на Илько и сказали:
— А ты не бойся, Илья Семенович. Ты можешь не поехать с ним.
И Илько сказал, что он родился в тундре, вырос в тундре и умрет в тундре, на берегу озера, в своем колхозе.
— Как хочешь, — сказал Семка.
И то, что он не стал уговаривать, обидело Илько.
Рос нелюдимый сын, все время думавший о чужих краях, а не о родине, не об олешках и тундре. Рос никчемный мужик.
Этому его обучили в школе; а чтобы совесть была чиста, велели ругать все, что было не по науке.
«Даже слепая собака приходит умирать в родное стойбище. Семка не вернется умирать на родину. Он разлюбил ее в школе. Для него теперь весь мир родина, и нет родины», — думал Илько, и горькое чувство потери наполняло сейчас все его существо.
Неудобно подвернув под бок руку, храпел на нартах Ванюта. Он ворочался во сне и бормотал что-то неразборчивое и смутное. Изредка он дрыгал левой ногой и звал собак. Пастухов не хватало, и Ванюта много суток подряд один сторожил стадо. Он был хороший пастух, но иногда выпивал, и его за это однажды исключили из колхоза. Он долго не пил после этого, но вот опять не вытерпел.
«Теперь его совсем исключат», — с сочувствием думал Илько.
Илько жаль его будет тогда. Куда он денется? В батраки к кулакам пойдет? А здесь он заработал только за год на пятьдесят олешков.
Солнце в розовом тумане доползло до полуночи. Полчаса постояв на севере, почти касаясь горизонта, оно стало подниматься, и комары, относимые ветерком, уже не беспокоили стадо. Стадо медленно ползло на север, поднимаясь на широкую и пологую сопку.