Во всяком случае, я стараюсь обходить подальше здешние мечети.
Когда я брожу по улицам и переулкам Мукаллы, Ниангара неотступно следует
за мной. Он все время снабжает меня всякими мудрыми советами, если я
делаю какие-нибудь покупки. Он неслышно скользит моей тенью по всем
восьми комнатам дворца. Он выходит из спальни, только когда я ложусь
спать, а утром, едва продрав глаза, я вижу его возле своей постели.
Но преданность Ниангары, равно как и его заботливость, имеют свои
границы.
Однажды, когда мы гуляли вокруг мечети, я не удержался и напомнил ему о
происшествии, которое приключилось со мной во время прошлого приезда в
Мукаллу.
— Ты помнишь, Ниангара, какой скандал был возле этой самой мечети?
— Конечно, господин! Я не забуду об этом до конца дней моих. Иногда этот
кошмар мне снится по ночам, и я просыпаюсь в холодном поту. Ведь й меня
они могли отправить на тот свет!
— Ну, положим, на тот свет они собирались отправить меня, а не тебя. Но
каким образом тебе удалось спастись? Очевидно, ты сражался, как лев?
— О господин! Мне пришлось убежать. Моя жизнь была в опасности. Если бы
единоверцы узнали, что я не помешал тебе войти в мечеть, они тотчас же
убили бы меня. Убили без всякой жалости!
— Разве не лучше умереть, чем быть рабом?
— О нет, мне не так уж плохо живется: платят жалованье, кормят, у меня
есть постель, не хватает только лишь немного одежды…
— Что бы ты сделал, Ниангара, если бы я купил тебя у султана и подарил
тебе свободу?
— Что бы я сделал? Едва ли я где-нибудь найду лучшую работу, чем здесь,
и никто не станет заботиться обо мне. Да я бы продал сам себя и снова
стал рабом.
* * *
В Мукалле много таких, как Ниангара. Они живут и умирают рабами. Они
лишены права менять по своему усмотрению работу или хозяина. Они не
имеют права жениться на тех, кого любят, их дети с самого рождения
становятся такими же рабами, как и они сами. Но они могут ходить туда,
куда хотят. Они даже получают жалованье или, вернее, деньги на мелкие
расходы. Их работа имеет, как правило, мало общего с тем, что у нас
связано со словом «рабство». Фактически это просто доверенные слуги; они
крепостные, но живут лучше, чем многие свободные арабы, ибо представляют
для своих хозяев материальную ценность и те в какой-то мере заботятся о
них. И когда они заболевают, хозяева именно поэтому лечат их, лечат так
же заботливо, как датский крестьянин лечит свой скот. А если заболеет
обычный рабочий — свободный человек, он моментально потеряет работу и,
возможно, умрет с голоду. До него никому нет дела, ибо у ворот всегда
стоит другой рабочий, желающий занять его место.