в окружении символов планет и элементов. Однако, несмотря на это, лаборатория напоминала не мастерскую ремесленника, занятого своим трудом, а лавку старьевщика, забитую, чем попало, запущенную и заброшенную — обитель невежественного суфлера, не знающего, как правильно подступиться к делу. Все было покрыто пылью и сажей, с потолка клочьями свисала паутина.
Андреас был прав: с таким же успехом можно было искать золото в навозной куче.
Но Ренье подавил досаду и стал терпеливо обшаривать горшки и склянки, говоря себе, что, коли в лабиринтах алхимии вольно блуждать и зрячему, и слепому, то шанс выбраться оттуда есть у обоих. Он искал, не гнушаясь залезать в сосуды с нечистотами; много раз ему попадалась куски прогоревшего металла — но ни серебра, ни золота среди них не находилось.
За печью пикардиец увидел цыпленка с отрубленной головой и несколько знаков, начертанных кровью — среди них и перевернутый крест. Все говорило о том, что хозяин Черного дома не чурался магии, и возможно молва не ошибалась, приписывая ему близкое знакомство с жителем преисподней. Но Ренье, усталый и злой, думал лишь о том, что сам сатана не в силах дать ума профану; уже не беспокоясь о том, что его могут услышать, пикардиец выругался и пнул песочные часы.
— Черт бы побрал этот дом и его хозяев! К чертовой матери Хендрика Зварта! Дьявол раздери эту слепую образину! Зачем ему глаза, если он не видит дальше своего носа?! — Ренье снова поддал ногой часы, но это не усмирило его гнев, и он, размахнувшись, смел то, что стояло на полке.
Со звоном попадали стеклянные реторты, череп, ударившись об пол, треснул, листы пергамента разлетелись по комнате. Опрокинув большую бутыль, к ногам Ренье слетела книга в кожаном тесненном переплете — он поднял ее и, не думая, сунул за пазуху.
Больше в лаборатории делать было нечего, и пикардиец ушел тем же путем, что и прибыл — через хозяйскую спальню, лестницу, чердак и крышу прачечной. Хендрик Зварт спал по-прежнему крепко, а госпожи Мины внизу не оказалось: но что с ней стало, пришла ли она в себя, побежала ли к соседям за помощью или со страху забилась в какой-нибудь темный угол, Ренье выяснять не стал.
С голодарем под мышкой он спустился в огород, прошел по тропинке и попал в переулок. Здесь отслужившая свое кукла была разделена на части и со всеми почестями погребена в отбросах. Сам же школяр достал из кармана фляжку, сделал большой глоток, чтобы освежить горло, остатками же щедро оросил мантию. После чего отыскал местечко почище и вытянулся во весь рост, примостив голову на куче бобовой шелухи. Через минуту Ренье уже спал, оглашая переулок раскатистым храпом. Пахло здесь мерзостно, но этот запах не шел ни в какое сравнение с вонью в лаборатории Хендрика Зварта.