Датч, и уносят в комнату к другим детям. Там она остается на три дня. Дядя приходит и
уходит. Надолго не задерживается. Но все в порядке. Мы ее охраняем. Я и призраки.
Они ей, кстати, нравятся. Я это чувствую. Даже тот, у которого на виске здоровенная
дырка. Но, когда подхожу ближе я, она вздрагивает, поэтому опять приходится «вызывать»
плащ и присматривать за ней из угла на потолке. Я никуда не ухожу, пока дядя не забирает
4
http://worldselena.ru/________________________________________________________________________
ее домой.
От его печали у меня болит в груди. Тяжело дышать. Дядя шепчет девочке на ухо.
Что-то о том, что теперь они остались втроем, и я вспоминаю, что у него есть еще одна дочь.
Он говорил об этом медсестре, когда смотрел на Датч. Когда впервые держал ее в руках.
Когда глотал из бутылки. Когда плакал, плакал и снова плакал. Помню, как удивлялся,
почему никто ему не сказал, что мальчики не плачут.
Датч забирают к семье. К тому, что осталось от семьи. Я просыпаюсь. Сон
заканчивается. Точнее заканчивается мечта о девочке из чистого света. Раз уж это была
мечта, а не сон, я, наверное, мог бы контролировать события. Надо было хотя бы попытаться.
Если бы я вовремя об этом подумал, то сделал бы так, чтобы тетя была жива и осталась
рядом со своей дочкой. Если бы я вовремя подумал…
Глава 2
В себя я прихожу уже не в подвале. В голове туман, перед глазами плывет. Не сразу
удается понять, что я в больнице. Приходит медсестра, проверяет капельницу и говорит, что
у меня был приступ.
Ладно, пусть так. Но все равно не понимаю. Приступы у меня были всегда. С трех лет.
С тех пор как я впервые увидел свет Датч. Так почему я в больнице? Я никогда не лежал в
больницах. Даже у врача ни разу не был. На мне длинная голубая сорочка, руки перевязаны.
В одной торчит игла капельницы. Другая забинтована от локтя до запястья.
Рядом сидит Эрл. В воздухе, как слезоточивый газ, витает запах дешевого одеколона.
Эрл в бешенстве, и его ярость колет мне кожу раскаленными иголками. Но все это внутри.
Снаружи он улыбается. А его улыбка – вещь опасная. Он флиртует с медсестрой. Та смеется
и опускает голову. Эрл гладит меня по руке шершавыми ладонями и называет Александром.
Стискивает пальцы, как будто я, мать его, не знаю, что значит «Александр».
Глаза в пол. Рот на замок.
Первая осознанная мысль о сестре. На самом деле Ким мне не сестра, но однозначно
лучшее, что есть в моей жизни. Точнее, кроме нее, у меня вообще ничего нет. И Эрл это