Вот поэтому и сидел я рождественским днем 1902 года в рубке «Тиликума». Передо мной лежала карта мира, и я размышлял, как двигаться дальше. Большие парусники с зерном идут с вестовыми ветрами от южного побережья Австралии на ост вокруг мыса Горн. Это самый короткий и самый быстрый путь. Мне доводилось уже прежде ходить по этой трассе, и я совсем не был уверен, что нам с «Тиликумом» удастся ее одолеть. Непрерывные штормовые вестовые ветры разгоняют там чудовищные волны. Все шансы за то, что какой-нибудь сумасшедший вал настигнет-таки нас и перевернет вверх килем.
Можно было взять курс на вест, к мысу Доброй Надежды. На этом пути нам пришлось бы идти вдоль самого края полосы постоянных вестовых ветров и, вероятнее всего, очень длительное время круто к ветру, а то и в лавировку. Такой вариант не показался мне подходящим.
Можно было, используя норд-ост, пойти через Тасманию и Новую Зеландию, затем сменить курс на норд-вест и с пассатом обогнуть северное побережье Австралии, а потом уже, увалившись к зюйд-весту, идти к мысу Доброй Надежды. Правда, из-за этого шлага вокруг Австралии путь оказывался на добрых две тысячи миль длиннее, да и проходил он к тому же через Коралловое море со всеми его опасностями, но зато сулил благоприятные ветры. А хороший ветер — это как раз то самое, что и нужно в первую очередь паруснику. Ну, а мили сами накрутятся.
Думы мои нарушила какая-то тень, упавшая на кокпит. На рождество в Австралии каждая тень — благо, так как температура здесь в это время даже в тени доходит до 35ь. Я поднял глаза и испуганно вздрогнул. На берегу рядом со мной стоял здоровенный, с ног до головы татуированный канак. Однако это был, видимо, все же не природный обитатель Южных морей: волосы у него были темно-русые. Хотя, с другой стороны, для европейца татуирован он был тоже как-то не по правилам: никаких тебе якорей, сердец и русалок — одни спирали, кружки да линии. Свободными от татуировки остались лишь глаза, ноздри да уши. Но и они весьма искусно оказались вписанными в этот изумительный орнамент и выглядели как бы неотъемлемой его частью.
— Меня зовут Доннер, можно мне войти на судно?
Я убрал свои карты и лоции и предложил мистеру Доннеру присесть. Через несколько минут я уже успел полностью свыкнуться с его страшным обликом, ибо голосом он обладал чрезвычайно приятным.
Оказалось, что мистер Доннер — моряк, коллега! Он долгое время прожил на одном из южных островов и там подвергся татуировке. Теперь он показывает за деньги на базаре фигуры на своем торсе. «Ханнес, — подумал я, — и тут он твой коллега!» А после восьми вечера для привлечения публики он показывает также узоры и пониже пояса.