Желтолицый зав все еще был не в духе и поэтому не очень-то приветливо спросил:
— Куда? В кружок балерин? В очередь на Северный полюс? На курсы медсестер?
Девушка прыснула. Сережка серьезно сказал:
— Нет, товарищ заведующий, балерины из меня не получится. Медицинской сестры — тоже. Мне бы в хоровой кружок.
Зав спросил строго:
— А характеристику от начальника цеха принес?
Девушка опять обрушилась на зава:
— А бабушкино благословение не надо? Ну и бюрократ же вы, Арсений Лукич! Таких только в музей под стеклянный колпак ставить.
— Я попрошу!
— А ну вас! Пошли, парень. Это по моей части.
— Черт его знает что! — ругнулся зав. — Тут с ума сойдешь!
— С ума сходить не надо, — посоветовала девушка и пообещала: — Я еще побеседую с вами, Арсений Лукич. Я еще в комитет комсомола схожу.
— Вот где у меня твои беседы! — Зав гулко хлопнул себя по затылку. — Отвяжись! Завтра куплю баян! Точка!
Было удивительно, что у этой полной девушки такие стремительные движения. Она подбежала к заву с радостным возгласом:
— Миленький! Арсений Лукич! Дайте я вас поцелую!
— А ну тебя! — устало отмахнулся тот. — Целуй вон этого солиста. Помоложе.
— Ладно, потом разберемся, — сверкнула глазами Кичигина. — Не я буду, если мы не заберем у инструментальщиков первого места!.. Пошли, парень!
Она повела его в конец коридора. Шагала так быстро, что Сережка едва поспевал за ней. Кичигина толкнула дверь ногой и с порога крикнула:
— Ребята, ура! Завтра мы — с баяном! Надя, оформи новичка!
— Ура-а! — крикнули «ребята» девичьими голосами.
Комната была заполнена девчатами. Они сидели даже на столах и подоконниках. Сережка прикинул: да, туговато ему придется. Чуть оступись — и не спасет даже его находчивый язык.
Но эти грустные размышления сразу же развеялись: Надя, которая должна была оформлять его, оказалась Наденькой Красиловой. Видимо, очень велико было удивление Сережки, потому что Наденька сказала:
— Сергей, хватит удивляться и делать большие глаза. Во-первых, здравствуй, а во-вторых, отвечай на все мои вопросы.
Сережка от радости потерял дар речи. Зато не молчали девчата:
— Они знакомы.
— Ай да Надька!
— При чем тут я? — обиделась Надя. — Он в папином цеху работает.
— Ах, в папином… Ну, тогда другое дело.
Надино настроение испортилось, и это отразилось на ее разговоре с Сережкой. Она говорила сердито и не глядела на него. Положив перед собой бумагу, обмакнула перо в чернильницу.
— Трубников.
— Имя я знаю. Отчество? Год рождения?
Сережка отвечал, а Надя записывала.
— Какой голос?
— Примерно, тенор.
— А точнее? Может, бас проклевывается? Проверим, Ну-ка, спой: «А-а-а!» на мотив «Вдоль да по реченьке».