«В армии шибко умные долго не живут». Эту заповедь десятник вколачивал в них всеми доступными способами, от кнута до пряника. И ведь прав, паршивец. Уставов в современном понимании здесь ещё не было, были правила, писаные и неписаные. Но, как и в случае устава, исполнять их надлежало неукоснительно. Дисциплина – самая первая заповедь ханьской армии начиная со времён Цинь Шихуанди. В эпохи упадка и смут армия деградировала, притом до такой степени, что сотня степняков нагайками могла разогнать тысячу солдат. В эпохи подъёма бывало всякое, но дисциплина всегда возвращалась на первую строчку в рейтинге армейских заповедей.
Здесь поймут и примут генерала, выходца из низов, если он получил свой чин безупречной службой и талантом полководца. Но никогда не поймут и не примут выскочку, взявшего на себя командование в случае ранения или гибели командира, если оный выскочка не был самым старшим по званию из выживших. Дисциплина и иерархия прежде всего. В этом была сила ханьской армии, но в этом же заключалась её слабость. Здесь в принципе не могло возникнуть партизанских соединений, где полковники ходили в подчинении у лейтенантов, а те в свою очередь подчинялись мелким партийным работникам, отродясь под погонами не служившим.
Иван, в отличие от своего сказочного тёзки, дураком не был, и аксиому десятника уразумел с первого раза. В бою можно оценивать ситуацию как угодно, но делать ты должен ровно то, что приказывает командир. Иначе убьют. А чтобы это закрепилось в подкорке на уровне коленного рефлекса, солдат во время подготовки до седьмого пота гоняли на бесконечных тренировках. Сейчас, кроме физических тренировок, добавилась теория, преподаваемая десятником Тао и опытными разведчиками его десятка. Кроме них двоих – его и Чжан Бина – Тао отобрал из новоприбывших ещё нескольких человек, показавшихся ему способными. Обучение предполагало наверняка ещё и практические занятия, но до них пока не дошло. Десятник-наставник без особого нажима, но вполне доходчиво объяснял ученикам, что они не простые солдаты, которых ставят в строй, а глаза и уши армии. Ученики, что характерно, внимали со всем возможным сосредоточением, дураки в разведке тоже долго не живут. Да и не берут туда таких. И ещё – Иван подметил один существенный момент.
Из всех новобранцев под командованием Тао был только один хань – его друг Чжан Бин. Остальные – степняки, и один европеец – он сам. И вообще, в их корпусе ханьцев было меньшинство, в основном младшие сыновья многодетных крестьянских семей. С одной стороны, как бы неплохо, ведь степняки служили империи на правах равноправных граждан. С другой – это говорило о падении престижа армии среди ханьцев, составлявших основу самой империи, что само по себе уже не очень хорошо. Но делиться своими выводами Иван не торопился. Во-первых, с кем ими делиться-то? А во-вторых, тот же тысячник Цзян знал это получше какого-то салаги, и ханьским фатализмом не особо страдал. И если он до сих пор не впал в грех уныния, значит, его мнение разделяет большинство офицеров среднего и частично высшего звена. Значит, ещё не всё потеряно. Империя хоть и начала отращивать сытый жирок, но мускулов пока ещё не растеряла. Хоть и наблюдаются нехорошие тенденции, но ещё не поздно их переломить.